Энди открыла рот, но сразу же закрыла. Она не принадлежала к тем девушкам, которые по три раза на дню звонили домой из колледжа или пересказывали родителям самые интимные подробности своих свиданий, однако оказалось очень трудно – почти невозможно – не сообщить родной матери, что она ждет ребенка. Энди знала, что должна поделиться новостью, ей хотелось это сделать – совершенно неестественно, что о ее беременности на всей планете знали только врач и лаборант, – но Энди не могла себя заставить. Случившееся казалось нереальным даже ей самой, и что бы там ни было у них с Максом, неправильно говорить о беременности кому-то, даже матери, не сказав сначала мужу.
– Все прекрасно, – сказала она, опустив глаза. – Я просто устала.
Миссис Сакс кивнула, хотя было видно – она чувствует, что Энди что-то утаивает.
– Во сколько у тебя завтра рейс?
– В одиннадцать, из Кеннеди. За мной приедут в семь.
– Ну, хоть пару дней побудешь в тепле. Расслабиться, конечно, не получится, раз ты там по работе, но ты хоть пару часов выбери посидеть на солнышке!
– Постараюсь. – Энди хотелось сказать матери о звонке из «Элиас-Кларк», но тогда не избежать долгого разговора. Лучше пойти спать, чем растравлять себя, а потом всю ночь видеть кошмары с Мирандой.
– А как Макс? Он расстроен, что ты уезжаешь так скоро после свадьбы?
Энди пожала плечами.
– Да нет, все нормально. Он с приятелями идет на игру «Джетс». Может, даже и не заметит, что я уехала.
Миссис Сакс промолчала, и Энди задала себе вопрос, не зашла ли она слишком далеко. Макс ее матери всегда нравился, она радовалась счастью дочери, но не притворялась, что понимает богатство семьи Харрисонов и то, что она называла их навязчивой потребностью быть на виду.
– На прошлой неделе на официальном завтраке в Нью-Йорке я видела Роберту Файнеман, я тебе говорила?
– Нет, не говорила, – с притворным безразличием отозвалась Энди. – Как она?
– О, очень даже хорошо. У нее кто-то есть, уже давно. По-моему, у них серьезно. Я слышала, он зубной врач, вдовец. Наверное, поженятся.
– М-м. Об Алексе она ничего не говорила?
Энди прокляла себя за вопрос, но удержаться не смогла. Даже спустя восемь лет после расставания Энди шокировало, как мало она знает об Алексе. «Гугл» ничего не выдавал, но основные моменты его биографии ей были известны, а три года назад отыскалась статья, где цитировали Алекса Файнемана, с энтузиазмом говорившего о сцене для живой музыки в Берлингтоне. Энди знала, что он окончил аспирантуру в Вермонтском университете и, видимо, обосновался в Вермонте. Во время единственной случайной встречи он упомянул про свою подружку, тоже лыжницу, но подробностей не рассказал. В «Фейсбуке» его не было, Лили либо ничего не знала, либо не хотела рассказывать – скорее последнее, ведь Энди помнила, что Лили и Алекс по праздникам обмениваются открытками, а когда он собирался в аспирантуру, то написал ей письмо, спрашивая, как дела в Боулдере.
– Говорила. Он сдал на бакалавра и теперь с подружкой возвращается в Нью-Йорк. Или уже вернулся, не помню. Она какой-то творческой профессии, не скажу точно, в Нью-Йорке у нее много возможностей. Видимо, теперь они с Алексом будут что-то подыскивать.
Интересно. Алекс и красивая творческая лыжница по-прежнему вместе – три года спустя. И еще интереснее: он собирается переехать в Нью-Йорк.
– Да, Алекс о ней говорил, когда мы столкнулись в «Хоул фудс». Боже мой, сколько же времени прошло? Я начала встречаться с Максом когда, три года назад? Наверное, у них серьезно.
Последнюю фразу она сказала, надеясь, что мать станет возражать, уверенно заявит, что у Алекса с этой девицей ничего особенного, но миссис Сакс кивнула:
– Да, Роберта надеется, что к концу года они обручатся. Правда, девушке всего двадцать пять, поэтому спешить им некуда, но, по-моему, Роберте так же хочется внуков, как и мне.
– У тебя же есть внуки, целых три! И каждый – то еще сокровище.
Мать рассмеялась:
– Нечто, правда? Никому не пожелаю трех мальчишек! – Она сделала глоток чаю. – А я не знала, что ты виделась с Алексом. Ты мне говорила?
– Я тогда еще работала в «И жили они долго и счастливо» и только познакомилась с Максом. Ты ездила в речной круиз со своим книжным клубом. Я помню, потому что я написала тебе о нашей встрече, а ты ответила с какой-то чудной клавиатуры, которая заменяла «уай» на «зет».
– Твоя память меня просто поражает.
– Алекс приехал в город на лето, он тогда работал в какой-то образовательной интернатуре в штате Колумбия. Понятия не имею, почему в тот день он забрел в «Хоул фудс». Мы с Максом вышли на утреннюю пробежку и заглянули в магазин взять воды. Я выглядела как черт знает что, а Алекс, наоборот, оделся для интервью. Мы втроем выпили кофе. Общение вышло скомканным и неловким, как ты и подумала. Он упомянул, что встречается со студенткой, которая учится на бакалавра, но это не серьезно.
Энди не сказала, что во время той встречи ее сердце учащенно билось, как она чересчур громко смеялась и энергично кивала всякий раз, когда Алекс отпускал шутку или что-нибудь говорил. Она не призналась матери, как гадала, обрадовался ли Алекс встрече со своей подружкой вечером того дня, любит ли он ее, уверен ли, что она полностью его понимает. Энди не стала говорить, как отчаянно ждала звонка или письма после той случайной встречи и как обидно было, несмотря на роман с Максом, что Алекс не позвонил и не написал. Как она плакала в ду́ше, вспоминая несколько лет, прожитых вместе, гадая, когда они стали чужими друг другу, а потом кричала на себя, приказывая выбросить Алекса из головы раз и навсегда и думать о Максе. Красивом, сексуальном, интересном, обаятельном, надежном Максе. Энди умолчала об этом, но что-то ей подсказывало – мать все понимает.
Она помогла вымыть посуду и убрать остатки торта. Миссис Сакс дала очень подробный устный отчет обо всех гостях, с которыми общалась на свадьбе, высказав свое мнение о том, как люди были одеты, сколько пили, от души ли веселились, и как все было у детей ее знакомых (конечно, свадьба Энди оказалась лучшей во всех отношениях). При этом миссис Сакс старательно избегала упоминать Харрисонов. Джил зашла на кухню наполнить молоком две чашки и бутылочку. Энди казалось, что она предает и мать, и сестру, утаивая свою новость. Она поздравила Джил с днем рождения, поцеловала мать и сестру на ночь и поднялась в свою старую комнату на втором этаже.
Спальня как раз находилась в процессе обновления обстановки. Энди сама помогала матери выбирать большую кровать с кожаным изголовьем, а к ней – постельное белье и стеганое одеяло, как в гостиницах, белоснежное с прямой прошивкой, – но еще ничего не было готово. Энди увидела свой вытертый ковер, ставший серым от того, что по нему много лет ходили в обуви, что, разумеется, формально было строжайше запрещено, и старое-престарое одеяло в фиолетовый и белый цветочек. Полдюжины стендов пестрели напоминаниями о школьных годах: расписание занятий теннисом на осень 1997 года, разнообразные журнальные вырезки о Мэтте Дэймоне и Марки Марке, постер с фильмом «Титаник», список телефонов для ежегодного альбома выпускников, засохший букетик на корсаж бального платья с давно отвалившимися цветами, открытка от Джил, сразу после колледжа ездившей в Камбоджу, справка о начислении заработной платы от «Ти-си-би-уай», где Энди работала летом после университета, – и фотографии, множество фотографий. Почти на всех рядом с Энди улыбалась Лили – вот обе в платьях из тафты на выпускном вечере, а здесь в джинсах в эпоху волонтерства в Эйвоновском приюте для животных, а вот в одинаковых спортивных костюмах в тот единственный раз, когда они принимали участие в кроссе по пересеченной местности. Энди отколола кнопку и сняла одну из фотографий: они с Лили и другие девчонки на ярмарке штата только что слезли с «Гравитрона», одна зеленей другой. Энди помнила, как кинулась в кусты, где ее и вывернуло через несколько секунд после того, как был сделан снимок, и следующие три дня она убеждала родителей, что рефлекторная дурнота стала результатом неумеренного катания на карусели, а вовсе не подросткового бунта, выразившегося в излишнем употреблении алкоголя (что, ясное дело, тоже имело место).