— Я не барыга, — высокомерно бросил Кумар. — Я эксперт по трофеям.
— Не хотел тебя обижать, — торопливо поправился фюрер. — Я, типа, Субара имел в вифу. Только его. Вот он — барыга.
— Почему я должен терпеть твое хамство?!
— Но я же извинился!
— Никакого уважения не стало…
Урбек собирался сыграть в оскорбленные чувства. Сначала закатить образцово-показательную истерику, заставить одноглазого попотеть, как следует, после чего надавить и вышибить приемлемую цену на несчастные сейфы, но…
— Мля, Кувалда, какого хрена меня не пускают?!
В распахнутую мощным пинком дверь влетел Копыто. В правой руке уйбуй держал обнаженный ятаган, как ни странно, не окровавленный, а в левой — какую-то бумагу.
— Нюх потеряли, в натуре, я говорю: у меня дело. А они…
Урбек поджал губы. Опытный актер понимал, что продолжать спектакль в изменившихся обстоятельствах не имело смысла.
— Почему без фоклафа?! — рявкнул осатаневший Кувалда.
Копыто побледнел.
— Твое высокопревосходительство великий фюрер… ты же сам всегда разрешал…
— Что разрешал? Фвери сносить разрешал?! Орать разрешал?!!
— Орать не разрешал… — Уйбуй судорожно сглотнул и спешно убрал ятаган в ножны. — И ничего не разрешал. Только приходить разрешал…
— Совсем распустились, олухи! Я что, мало вас вешаю?
— Нормально ты нас вешаешь, — пролепетал Копыто. — Совсем не мало.
— Ты как смеешь…
— Заканчивай цирк, — буркнул шас, обращаясь к Кувалде. — Пришел боец…
— Уйбуй, — робко, но с достоинством, заметил Копыто.
Урбек засопел.
— Раз пришел, значит надо. Спроси, что придурок хочет, и пусть убирается. — Кумар демонстративно посмотрел на часы. — Я тороплюсь.
— Чего тебе нафо? — поинтересовался Кувалда.
— Вот.
— Что вот?
— Петиция, твое высокопревосходительство…
— Фай сюфа!
Великий фюрер выдернул бумажку из ослабевших уйбуйских рук, и пару минут водил пальцем по строчкам.
— Что за хрень?
— Это по поводу Западных лесов… — подобострастно объяснил Копыто. — Типа, мы там жили, а чуды нас, в натуре выгнали. Очень плохо поступили, мля.
— И что Запафные леса?
— Хотите их обратно? — полюбопытствовал Кумар.
— А можно? — удивился уйбуй.
Кувалда с неожиданным интересом посмотрел на шаса, а тот, сполна насладившись физиономиями обнадеженных дикарей, расхохотался.
— Никто нам их не отфаст, — сделал вывод погрустневший Кувалда.
— А обратно и не надо, — замотал головой Копыто. — Ну их в пень, чо мы с ними в натуре делать станем? Челы, небось, все деревья уже поспиливали, лазить негде… Не, обратно не надо. Мы тебе, твое высокопревосходительство, про чудов петицию накатали. Пущай они перед нами извиняются!
— За что?
— За геноцид, мля.
— За какой геноциф?
— Так ведь они нас выгнали.
— Откуфа?
— Из Западных лесов. — Уйбуй вытер пот. — Там же все написано. Мы даже у челов в словаре посмотрели. Есть такое, геноцид называется. Это когда захватывают и вешать начинают всех подряд. Или еще чего делать начинают, в натуре, а уже потом вешать. Очень плохо, мля, очень нервно. И вообще пускай извиняются. Мы ведь Родину потеряли. — Копыто горестно вздохнул. — Родину, великий фюрер! Чуды ее испоганили и оккупировали.
Но одноглазый не разделил патриотической печали верного уйбуя.
— Бреф.
И приготовился петицию порвать.
— Братец, а насчет контрибуции в бумаге написано? — неожиданно спросил Урбек. — Извинения извинениями, но ведь вы действительно Родину потеряли. Чуды ее у вас оккупировали, а вы потеряли.
Фюрер с таким недоумением посмотрел на шаса, что тот понял: надо развить мысль.
— Вы ведь не просили, чтобы вас выгоняли?
— Не просили.
— Значит, надо требовать контрибуцию. В смысле эту… компенсацию. В общем — деньги. — Кумар перевел строгий взгляд на Копыто: — Написали?
— Конечно, написали, — живо подтвердил уйбуй. — Тока мы не знали, сколько писать, поэтому место оставили. Вот тута, гляди: и для циферок место, и для прописью место.
Палец скользнул по нужным строчкам исторического документа.
— Контрибуция, это когфа про феньги пишут? — уточнил вождь дикарей.
— Ага.
Кувалда потерял желание рвать петицию. Напротив, теперь засаленная бумажка, вызывала определенное уважение. Одноглазый хорошо знал шасов и понял, что Урбек не спроста заинтересовался идеей Копыто.
— Мы прямо так и написали, — добавил осмелевший уйбуй. — Мол, слушайте нас, чуды, давайте извиняйтесь за прошлое, и еще денег давайте, на прокорм и обустройство на новом месте. Ну, там, суточные, командировочные, подъемные… Мы много места оставили, чтобы вписать можно было все, что придумаем. По справедливости, мля.
Кувалда прикрыл единственный глаз и попытался представить великого магистра Ордена. Вот он скучает на троне, вот ему читают петицию, вот он приходит в бешенство… Богатой фантазией Красные Шапки не страдали, поэтому фюрер не мог достоверно предположить, во что именно выльется гнев Франца де Гира. Но понял, что будет очень и очень плохо. Отчетливо понял. После чего открыл глаз и презрительно повертел в руке бумажку.
— «Срефство от перхоти» пора закрывать. Половина бойцов в кабаке живет. Порой фо смешного фоходит — банки грабить некому.
— Это ты к чему? — рассеяно поинтересовался Кумар.
— От большого количества виски мысли непотребные в головах появляются, — объяснил Кувалда. — Вместо того чтобы феньги фобывать и по февкам бегать, прифумывают, черт знает чего.
Копыто уныло опустил голову.
— Насчет кабака не знаю, тут тебе виднее… — Урбек вывалился из глубокой задумчивости, но было видно, что шас продолжает размышлять над неожиданно наклюнувшимся проектом. — А вот в предложении здравое зерно есть.
— Ты про контрибуцию? — Кувалда прищурил единственный глаз.
— О ней, родимой, о ней, — кивнул Кумар.
— Чо, большие феньги можно стрясти?
Шас неопределенно пожал плечами.
Фюрер прекрасно понимал, что ни он, ни его верные бойцы, столь сложное дело не потянут. Скорее по шапке получат от разъяренных рыцарей. А вот шасы, верные вассалы Темного Двора, авантюр не чурались, понимали, что прикрывает их широкая спина Сантьяги, связываться с которым ни чуды, ни люды лишний раз не станут.