Куча тел подо мной. Труп выпрямился, сжимая поднятыми над головой руками сломанного пополам Проворного Вредителя, и швырнул его через все помещение. Лицо, затем Мамон откатились в сторону и исчезли. Потом внизу остались только ГиперВитя и Деятельный Экзорцис, который вдруг подскочил и вцепился в меня, повиснув, как обезьяна на лиане. Веревка затрещала громче. Снизу ГиперВитя поманил Деятельного, а тот оскалился. ГиперВитя привстал, ухватил Клыка за пятку и потянул. Тот жалобно и обиженно заверещал.

ГиперВитя стянул Клыка на пол, они вцепились друг в друга и покатились по почти стертому Узору прочь от тела Людочки с развороченным животом. Ударились о ножки стола и остановились, сжимая шеи друг друга. Раздался громкий хруст, глаза Деятельного вылезли из орбит и лопнули крупными красными сгустками. Они замерли, а потом их тела начали исчезать, медленно растворяться в воздухе. Я качнулся – раз, другой – и веревка порвалась.

…все та же полутьма, а чувствуется, что скоро утро. Ничего не болит, тепло и тихо. Я сел, протер глаза. Цех как цех, все хорошо знакомо – друкмашина, железные столы, шкаф с красками, вешалка.

Я сидел, поджав под себя ноги. Посмотрел вверх – что-то свешивается с ограждения второго этажа, посмотрел вниз – темные пятна на полу. Я отвел взгляд, но потом вздрогнул и опять вверх посмотрел. Там болтался обрывок кабеля, который электрик, сволочь, еще позавчера обещал убрать. Меня аж передернуло всего, и я снова вниз посмотрел. На полу были пятна красной краски. Я встал, оглядываясь.

Тени все еще лежали в углах цеха, но они были утренними, синеватыми. И курить хотелось просто мучительно – всю ночь не курил. Я похлопал по карманам, выудил смятую пачку сигарет и сунул одну в зубы. Спички-то у меня есть? Опять похлопал по карманам и нашел Витину зажигалку. Почиркал ею, но она только сухо клацала. Шагнул к вешалке и достал коробок. Постоял, а потом так сжал зубы, что почти перекусил фильтр сигареты. Повернулся, начиная понимать, что все это мне привиделось, приснилось, и увидел с этого места коридор и черную щель.

Ниша в стене. Пространство. Я пошел туда и краем взгляда заметил его: труп, бесформенную кучу у ножек стола. В голове рывком провернулись мельничные жернова, я охнул, развернулся, прищурившись.

Тюк с ветошью лежал у стола.

Глубоко вздохнув, я пошел в коридор, не спеша, выуживая новую сигарету.

Узкая ниша в стене, рядом стоит лист фанеры. И ничего.

Поставил в нишу левую ногу и заглянул туда. Темно, но можно разглядеть бетонные стены и пол. Пустота. То есть одну полоску я таки снял и внутрь заглянул, а вот все, что было после того, как я попал в пространство…

Я четко знал одно: для того, чтобы окончательно доказать себе тот факт, что действительность единственна и стабильна, мне надо влезть туда, в эту нишу. В самый центр, так сказать, зияющей пустоты.

Ну и влез.

Ворота приоткрылись, и появился мастер Руслан, в пуховике, теплых шерстяных брюках и армейских ботинках. Он стянул вязаную шапочку и, отряхивая с плеч и груди снег, пошел ко мне. Я как раз стоял боком, одной половиной тела в коридоре, а другой в нише, и открывал коробок, чтобы наконец закурить.

– О! – сказал я. – Ты что так рано?

Руслан был пьян, его слегка покачивало.

– Да календари эти… – проворчал он, расстегивая пуховик. – Сейчас еще и такси где-то найти. Заказчик потребовал первого числа до обеда эти календари ему привести. Я прям из-за стола. Слушай… – Он остановился рядом, глядя на меня с пьяным удивлением. – А чего это ты тут? А стенку чего раскурочил?

– Ремонт делаю, – ответил я, закуривая.

– Еще кроме тебя здесь кто-то есть?

– Не-а. Кто ж сюда припрется в такую рань? Вот ты разве что…

Я сел спиной к нише, так и не заглянув в нее. Если бы сейчас, допустим, он бы меня толкнул, или бы я сам откинулся назад, то упал бы как раз в нишу.

– Точно никого больше нет?

– Не.

– Это хорошо.

…поднял взгляд на Руслана, который достал из-под пуховика ножик с коротким узким лезвием. Он его всегда с собой таскает и вечно им поигрывает, хоть ему уже не раз говорили, что это опасно. Лезвие очень острое. Он встал рядом, внимательно глядя на меня. Словно примеривался.

Но я только один раз быстро взглянул на него, а потом отвел взгляд. Я на него не смотрел больше, чего мне на него смотреть? Не хочу. Что-то меня беспокоило в этой ситуации, только я пока не мог понять, что.

Ритм

Брюнет, тридцать пять лет, жене тридцать, ребенку шесть. Совладелец ювелирной фирмы, сам бывший ювелир, хорошо зарабатывает: дорогая иномарка и четырехкомнатная квартира в центре. Недавно начал лысеть и толстеть, а раньше нравился женщинам.

Всё давно предопределено. Восемь часов, подъем (с утра всегда раздраженный, но после первой чашки кофе и первой сигареты успокаивается), жена еще спит – она не работает. Воспитывает ребенка. Завтрак, костюм, черный галстук, черный портфель из дорогой кожи, и в машине на работу, там – кабинет и секретарь-референт.

Обычные дела, обед в небольшом ресторанчике, он любит фаршированные куриные ножки и стейк с кровью. Вторая чашка кофе, десятая сигарета. У референта длинные ноги, стрижка под мальчика. Она заразительно смеется, любит носить короткие красные юбки и туфли на шпильках. Бывает, задерживается, когда остальные уже ушли, он заводит ее в кабинет, она сама садится на стол и приподнимает красную юбку. Он часто дарит ей духи, но не слишком дорогие. Супруга у него умная, наверное, о чем-то догадывается, а может, и нет.

Вечером ужин, ребенок, телевизор, жена и детектив. В постели он всё чаще сразу же поворачивается к ней спиной и засыпает. В субботу преферанс с двумя сослуживцами по десять центов за вист. По воскресеньям иногда театр, который он не переносит, а она любит, иногда кино или в парке прогулка с ребенком. Порою ссорятся, но не часто, жена боится, что он уйдет, а ведь она уже не так привлекательна, как раньше, да и ребенок…

Утром в понедельник он, побрившись, долго стоит перед зеркалом и трогает щеки, оттягивает веки, смотрит в глаза отражению. С отрешенным лицом, позабыв черный портфель на стуле, выходит, не повязав галстука, не заперев за собой дверь. На скамейке старушка, здоровается с ним, он не замечает. Как раз солнце выбралось из-за облака – лето, жара. Вздрогнув, он медленно поднимает голову, глядит прямо на солнце. Очень ярко, он видит луч, окруженный радужными кольцами. Ослеплен, но смотрит, не отрываясь, луч гудит в его глазах, мир растапливается в жидкое золото, и все же лучше видеть это, чем жену, ребенка, театр, кино, парк, утренний кофе, костюм, черный портфель, черный галстук, машину, кабинет и красную юбку референта. Мир плывет яркими кляксами, луч по глазному нерву проникает в голову и бьется там, звонко пульсирует в такт ударам сердца. Старушка подслеповата, очки забыла дома: видит жгучее оранжевое облако, а в нем никого, только тень мелькнула – и пропала.