– Митрагуна специоза, вудроза?
Скрип повторился, и тут же пальцы Сэмки так сжали мое плечо, что я чуть не вскрикнул от боли. Маркелыч уставился назад, в узкое пространство между бочками и стеной. По этому пространству шла массивная волосатая фигура, казавшаяся слишком большой для того, чтобы свободно передвигаться здесь. Через мгновение я понял, что происходит: полумедведь, проходя мимо бочек, просто сдвигал их одну за другой. Лицо Сэмки исказил ужас. Глаза стали круглыми, рот широко раскрылся – Маркелыч собрался завопить. Я без замаха ударил его кулаком в брюхо, и он захлопнул рот, захлебнувшись так и не прозвучавшим криком. Обхватив спутника за шею, я поволок его между двумя бочками прочь от стены и узкого пространства, по которому к нам приближался мертвый гоминид.
– Блулотус?
– Гуахо!
– Микз…
Мы вывалились в центральный проход, прямо под ноги тех, кто говорил. Огромные желтые туши, передники на брюхах, кожаные колпаки на головах, под ними – свиные рыльца, заплывшие жиром глазки и выпирающие из-под оттопыренных губ беззубые розовые десны. Три тролля-гиганта сидели на табуретках вокруг стола. На нем стоял кувшин размером с бочонок, а рядом кружки-ведра.
– Крэк?!
Самый здоровый тролль, с широченной черной повязкой на глазу, схватил кувшин и, не говоря худого слова, запустил им в нас. Маркелыч, которого я выволок из-за бочек, стоял спиной к проходу, так что я присел и прикрылся им. Со звоном кувшин разбился о спину Сэмки, он покачнулся и рухнул на меня. Тролли вскочили, переворачивая стол.
Две бочки, ломая деревянные подставки, раскатились в стороны, и полумедведь выбрался на свободное пространство.
– Драп!
Тролль схватил стол и обрушил его на голову гоминида. Столешница была очень толстой, но она сломалась, а полумедведь остался стоять. Я уже волок Сэмку прочь, стараясь не попасть под ноги свиноподобным здоровякам, видя старика, который медленно приближался к нам по центральному проходу с противоположной стороны погреба. Одет он был необычно, в зеленый кардиган с широкими рукавами, и короткие, чуть ниже коленей, штаны.
– Кто? Это кто?! – сипел Маркелыч.
Позабыв про нас, тролли, ревя, бились с гоминидом: в воздухе, задевая низкий потолок, мелькали могучие лапы.
– Кто это?!
– Пещерные тролли… – Все это время я передвигался, почти елозя задом по полу и упираясь в него ногами, а теперь вскочил и потянул Маркелыча за шиворот, пытаясь поднять. – Ты что, никогда их не…
– Да знаю! – Он оттолкнул меня и встал. – Трупак – это кто? Почему он живой?!
У него начиналась истерика – или, вернее, тихая истерика переходила в буйную. Мы очутились в конце погреба, возле запертых на засов широких дверей.
– Аргурея нервоза!
Я увидел, как гоминид, которого тролли схватили за лапы и подбросили, ударился в потолок. Мгновение полумедведь висел, словно прилипнув к нему, а потом упал, и одноглазый тролль наступил на него лапой-колонной. Раздалось глухое хлюпанье. Старик, все это время не спеша приближавшийся к ним по проходу, вскрикнул и побежал, широко расставив руки. Нарастающее стаккато треска понеслось по залу, волной сопровождая его перемещение. Бочки слева и справа от старика подпрыгивали, громко треща, из щелей между деревянными ребрами прыскали красные струи, словно вино внутри вскипало и рвалось наружу.
– А-а-а… – С криком повернувшись, я вцепился в массивный засов и попытался сдвинуть его.
Сэмка, глаза которого стали совсем безумными, все же что-то еще соображал: он тоже навалился на засов, помогая мне. Треск бочек превратился в грохот, затем все это накрыл звуковой вал шипения и плеска. Засов сдвинулся, створка двери начала приоткрываться под нашим весом, и я оглянулся. Бочек уже не стало, волна бушующей бело-розовой пены и темно-красного вина катилась по погребу, но в ней точно на середине оставалась прореха, по которой, широко расставив руки, бежал старик. Пустынные тролли попятились, и тут же волна накрыла сначала их, а потом – нас.
2
Если бы мы не отодвинули засов, то оказались бы расплющенными о двери. А так нас вынесло сквозь круглый люк и подбросило, будто струей очень мощного фонтана. Мы рухнули на пол, поток вина отнес нас в сторону и схлынул. Я встал, за шиворот приподнимая Маркелыча, слыша громкий скрип и ощущая, как подрагивает пол. Над нами нависал низкий скошенный потолок, рядом был широкий проем. Волоча Сэмку за собой, я нырнул в него.
Мы покинули подземный уровень. В этом месте свет был тусклым, но зато лился он со всех сторон – от свечей, горевших в красивых дорогих подсвечниках. Мы вышли из-под огромной мраморной лестницы, теперь нас окружали мраморные полы и стены, изразцы с глазурью, двери красного дерева, тяжелые портьеры… Все это напоминало сцену из пьесы про дворцовую жизнь в постановке богатого театра, который может позволить себе шикарные декорации. Из-за декораций доносились приглушенные раскаты грома. В дальнем конце зала стояло несколько человек в броне, с пиками и мечами. Я попятился, ступив на первую ступень лестницы.
Пол дрожал, снизу доносилось утробное ворчание и клокотание. Люди в броне наконец опомнились и направились к нам. Я поднялся еще на несколько ступеней, и тут пол в центре зала раскрылся лепестками. Мраморные плиты взметнулись вверх, вслед за ними поднялась густо-красная, почти черная в свете свечей волна. Она прокатилась по залу, ударилась в стены и схлынула. Плиты с грохотом и хлюпаньем попадали. У моего уха Сэмка шумно втянул носом воздух – от винного духа сейчас запросто можно было опьянеть.
Посередине зала в широком проломе плескалось вино и, раскинув руки, брюхом вверх плавал мертвый пещерный тролль. Стражники, опрокинутые винной волной, поднимались на ноги. Мы с Сэмкой пятились по лестнице. Под мышкой тролля возникла голова, затем старик выбрался на пол и встал во весь рост. Вино ручьями текло с зеленого кардигана. Он посмотрел на нас, обернулся и махнул рукой стражникам.
– Да кто же это? – прохрипел Маркелыч.
– Еще не узнал?
– Чтоб я лопнул! Он?! Так где мы?!!
– Опьянел, Сэмка? До сих пор не поймешь?
Он быстро взглянул на меня. Стражники уже бежали, старик тоже приближался. Мы одновременно развернулись и бросились вверх, скользя мокрыми подошвами по мраморным ступеням.
* * *
От широкой площадки, которой заканчивалась лестница, коридоры тянулись в четыре стороны. Свечи, изразцы и тяжелые портьеры… Это место должно было охраняться лучше, чем какое-либо другое здание в Кадиллицах, но стражников мы не увидели. Только согбенную фигуру в длинной ночной рубахе и белом колпаке. Я даже узнал его – Бран Аксалотль Триворский, известная персона. Подняв руку со свечой, он взглянул на нас, подслеповато щурясь. Снизу доносился топот ног по ступеням; оттолкнув главного мажордома, я побежал по одному из коридоров.
– Куда? – Маркелыч не отставал. – Надо отсюда выбираться! А ты наоборот…