– Это произошло больше двух лет назад. А до того Кабука была просто большим островом во Внешнем Океане…
– Ага, значит, Кабука – это не целый мир? Всего лишь остров? – уточнил Бел.
– Конечно, просто большой остров… Во Внешнем Океане, очень далеко, есть… то есть были и другие острова, некоторые моряки раньше доплывали до них. В общем, наш мир был обычным, плоским…
– Обычный мир – круглый, – вежливо вставил Бел. – Извини, я тебя перебил…
– Круглый? Не знаю, в пансионе нам говорили, что мир плоский… Ну, в общем, как-то ночью раздался очень сильный грохот, недра земные содрогнулись, и наутро выяснилось, что Кабука свернулась, а земля по ее краям стала… ну, как бы вертикальной… Превратилась в Круглую Стену, вот. Через какое-то время появилась Посвященная Шанго и ее жрицы. Они объявили, что оцилиндривание произошло вследствие неизъяснимой воли Богов, а Шанго – их Поверенная в Кабуке. Она создала Стопу, Путь Безумного Фуна и постепенно стала всем… ну, почти всем здесь командовать. Поначалу-то многие ее не слушали и роптали, но она умеет делать такие вещи…
– То есть она владеет колдовством? – вновь уточнил Бел. – Магией?
– Вот-вот.
– Но магия – это всего лишь другое название процесса постижения тайн природы и взаимодействия между живой и неживой материей…
– Я опять не понимаю, – начала Деби, и тут деревья расступились, явив взорам путников низкие, заросшие осокой берега не слишком широкой лесной речки.
По ней плыл корабль с симметричными, загнутыми вверх носом и кормой, с косым грязным парусом и двумя рядами длинных весел, торчащих из круглых отверстий в бортах.
Сейчас эти весла были подняты наискось к небу, да и ветер совсем не надувал косой парус, так что корабль двигался медленно, повинуясь лишь ленивому течению. Это позволяло хорошо разглядеть овальные щиты, выставленные в ряд над бортом, а также пару торчащих за кормой длинных шестов, на которых висели массивные деревянные клети. В одной из них сидел человек, одетый в костюм с белой меховой опушкой.
Реакция спутников удивила де Фея. Деби, схватив Бела за локоть, отпрянула, а Гунь Ситцен, тихо выругавшись, попятился в кусты.
С корабля донесся свист, над щитами возникло что-то блестящее.
– Северянки, паря! – простонал Ситцен, пытаясь развернуться и ломая ветки хвостом. – Трахнутые по башке берсеркши!
Ряд весел опустился, вспенив воду, и корабль повернул к берегу. Дебора, тянувшая Бела в лес, зацепилась за примятые хвостом Ситцена кусты и с размаху уселась на землю. Несколько фигур перемахнули через борт корабля и заспешили по мелководью.
– Да что ты? – сказал Белаван Деборе, которая сидела, широко расставив ноги, откинувшись назад и упираясь в землю руками. – Смотри, какие забавные!
Их было пятеро, все облачены в просторные серые одежды, вооружены либо двуручными мечами-эспадонами, либо топорами-лабросами. У всех на головах жестяные ведра с прорезями для глаз и короткими загнутыми рогами.
Путешественников тут же окружили три десантницы, а еще две устремились в лес за крокодилом. Тому не удалось скрыться, его поймали и приволокли назад за хвост. Ситцен громко ругался и хлопал на обидчиц пастью.
Способ, которым путников подняли на борт, отличался немудреной простотой. Схватив каждого за руки и ноги (а Ситцена – за все четыре лапы), северянки раскачали их и забросили на палубу, сами же поднялись следом по удерживаемым в горизонтальном положении веслам, как по ступеням. Корабль, дощатая палуба и могучие фигуры, по этой палубе расхаживающие, напомнили Белавану некоторые гравюры из учебника истории ранних веков, который он штудировал в интернате.
Самая мощная северянка нависла над ними, сидящими посреди палубы, и медленно сняла шлем-ведро. Под шлемом обнаружились крупное скуластое лицо, пронзительные льдисто-голубые глаза, низкий лоб и русые волосы.
Положив боевой топор размером с пирс-волнорез на палубу, северянка произнесла, глядя на волосы Деби:
– Кл'янусь богом Туром и его Л'етающим Зупилом Мёльни-Пёльни – молотая гунка, ее мужч'ина и ее… – она окинула взглядом Ситцена, – ее ручной нев'етомый звер'ек!
– Я не гунка, – возразила Дебора, приглаживая волосы ладонями.
– Нихт? Потшему такта твой волос св'етел? Может, ты – вига?
– Нет.
Льдистые глаза уставились на Бела и довольно долго разглядывали его.
– Дер гут! Интер'есный образчик западного т'ипа мужской красоты. Гд'е ты отхват'ила такой лакомый кусок, не-гунка и не-вига? Хот'я мне это пезразл'ично. А куда пот'евались твои косы, юноша? Как мы буд'ем играйт в «эй, сестрица, отсеки косицу!» с такой скудной поросл'ю?
– Вы что, с ума сошли? – возмутилась Деби. – Ни в какую «косицу» вы с ним играть не будете!
– Молчайт! – Великанша прервала ее, топнув ногой так, что корабль качнулся. – Ты буд'ешь открывает свой мал'енкий рот'ик, только когда я, Свонна, разрешайт теп'е стелайт это! А я – не разрешайт. В кл'етку их!
– Не, ну ежели не везет, дык не везет по-крупному, – бормотал Ситцен, пока одна часть русоволосых дам тащила их по палубе, а вторая разворачивала шест, подтягивая к корме клетку. – Это ж сама Свон-на Лагерлефша, повелительница варяжек! Снежная Свонна, во как!
– Повелительница варежек? – удивился Бел, водворенный в клетку вслед за Деборой через специально приоткрытую для этого дверцу.
– Варяжек, паря! А также гунок и вигок, в общем – викингок. Разверни да подбрось, уж попали так попали!
Дверца была заперта на висячий замок, а шест повернут – и клетка закачалась над водой. Узник из соседней клетки лежал в дальнем углу, так что в просветах между прутьями виднелся лишь белый пушистый мех его куртки и штанов.
– Эй! – окликнул Гунь собрата по несчастью, но тот не отреагировал. – Эй! Жмурик, что ли?
– Не говорийт! – грозно рявкнула им оставшаяся на корме северянка. – А если говорийт – то тихо-тихо. А не то… – Она молодецки взмахнула топором, изображая, что может произойти.
Ситцен улегся на прутья, просунул хвост под брюхом и принялся истово сосать рыжую кисточку на конце, потворствуя, видимо, таким способом одолевавшему его дурманно-курительному рефлексу.
– Что за игра «эй, сестрица, отсеки косицу»? – тихо спросил Белаван у Деби, устало прислонившейся к прутьям. – Какая-нибудь считалка?
– Ну да! – обрадовался Гунь. – Ты, паря, поиграйт с ними в эту считалку – и станет твой кумпол как попка младенца.
Деби пояснила:
– Любимое их развлечение. Так викингши поступают со своими мужьями, если заподозрят их в измене. Ну или когда им хочется заподозрить их в измене. Или когда напьются – то есть, наверное, почти каждый вечер – и решат, что пора заподозрить кого-нибудь в измене. В общем, такого мужа ставят возле стенки, а три его косы крепят вверху и по сторонам от головы. А сомневающаяся жена бросает по очереди три топора. Если топоры перерубят все три косы, то тогда муж признается неверным. Хотя в верхнюю косу попасть очень трудно. Ну а если ему чего-нибудь такое снесет… ну там, к примеру, голову… так это значит, что он на самом деле не изменял и чист пред женой своей. Правда, потом пользы от него уже, как правило, никакой.