– В своем репертуаре. – Де Фей обернулся. – Гунь! Спишь?
Коричневая голова приподнялась над полом, острый рог качнулся.
– Чё? – хрипло спросил Ситцен.
– Эти пятнистые дамы… Кого они захватили?
– Меня и ту резвую бабенку, что хотела отхватить мне башку в «Трепалях». Опутали нас своими шнурками и подняли вверх.
– А Баган Скунс? Вессантра?
– Не знаю, паря. Кажись, те с Матхуном. – Носорог медленно поднялся на подкашивающихся ногах. – Эхма… снова пить хочу… – Его передние конечности задрожали и подогнулись, но он, нагнув голову и упираясь рогом в палас, вновь выпрямился. – Забирай свою обноску, паря.
– Полегчало? – Бел стащил со спины Ситцена куртку, отряхнул ее и надел.
– Малехо лучше. Ночь продержался – теперь бы день простоять.
– Кажется, они повернули к нам, – сообщила Деби. – А почему здесь снег?
– Наверное, тепло как-то аккумулируется внизу, в Кабуке. Хотя по идее, наоборот, солнце светит там гораздо меньшее время, чем здесь, наверху. Как в горном ущелье…
– Ключи, – пробормотал Ситцен, для пробы делая несколько мелких шагов и волоча копыта по паласу.
– Что?
– Разверни да подбрось, это ж каждый малолетка знает! Горячие источники, которые выходят на дне озер и Буты.
– Создают парниковый эффект?
– Уй, паря, тебя пивом не пои, дай поумничать. В башке у тебя парниковый дефект.
– Ему лучше, – констатировал Бел. Щелкнул замок, и дверь открылась, пропуская в комнату Савимур с феминоособями.
– Как Вессантра? – спросила Деби у воительницы. Ответа она не услышала, так как одна из жриц Шангаллы, пребывавшая, судя по всему, в дурном настроении после неудачно проведенной ночи, грозно рявкнула на Бела:
– Ты – наружу, живо!
Бел глянул на растерявшуюся Дебору, улыбнулся ей и вышел. Дверь за его спиной тут же захлопнулась.
Вскоре он, ежась от холода, уже шагал по узкой лестнице с прогибающимися ступенями, а холодный ветер задувал под его форменную куртку. Перед тем как нырнуть в люк, Бел оглянулся, окидывая взглядом видимый с этого места участок наднебесного мира.
В прозрачном морозном воздухе ясно были видны дорожки и покрытые грязно-белым снегом газоны, далекий, плоский, как блин, берег и свинцовая поверхность океана за ним. От края Стены тянулись волокна Млечной Сети, вдали, под охряной башней Разрядника, медленно плыли облака.
Бел повернул голову и обнаружил, что над океаном, из-за которого уже показался узкий, холодно-оранжевый краешек солнца, тоже висит несколько одиноких тучек, расположившихся значительно выше облаков Цилиндра.
Слово «небеса» само по себе имеет множественное число, которое нельзя увеличить. Во всяком случае, язык, на котором думал и изъяснялся Бел де Фей, не был приспособлен для этого. Но получалось так, что у этого деформированного пространства имелась пара небес – общие, накрывающие его серым куполом, и маленькие, плоские, конденсирующиеся прямо над Кабукой между вершиной Круглой Стены.
Его подтолкнули. Белаван, пригнувшись, нырнул в люк, преодолел металлический колодец и замер на пороге небольшой каюты. Ее озарял все тот же холодный утренний свет – теперь он лился сквозь иллюминатор. Здесь было одновременно и теплее и холоднее: тепло распространялось от стоявшего в углу электрического обогревателя, а холод – от сидевшего на белом пластиковом стуле Антона Левенгука.
В тот момент, когда Бел де Фей усаживался на второй стул, а фокусник собирался кое-что сообщить ему, вдоль Пути Безумного Фуна по каменным лестницам поднималось несколько процессий. Первая состояла из Зигрии Матхуна, наследной Вессантры, раненного в колено Багана Скунса, Гладии Хахмурки, Каплуна Лхассы и пары оставшихся хамелеонов. За ними шла крестная мать Недотычек и прилегающих областей – толстая, вальяжная Оторва Малина со своими девочками. Потом – Лепесток Лотоса Саакэ Окацу, властительница Восточного Островного Архипелужка. И наконец, позади всех – Снежная Свонна Лагерлеф, коронованная рогатым ведром хозяйка Асьгарда. Все трое когда-то обучались у жриц Посвященной Шанго, а теперь шли на ежегодный праздник Свечи в окружении самых верных помощниц и отборной охраны.
Политика, проводимая в Кабуке Шангаллой, подразумевала сплоченность и тесное взаимодействие всех адепток, но, внешне демонстрируя эту сплоченность, ни одна из высокопоставленных особ внутренне ничего подобного не испытывала.
Оторва Малина мечтала о том, как ее девочки, одетые в костюмы, шляпы и остроносые штиблеты, стильные, крутые, со шрамами и сломанными в разборках носами, расширят оперативное поле деятельности и начнут взимать дань как с восточных, так и северных торговых путей. Лепесток Лотоса Саакэ сладко щурила узкие черные глаза при мысли о том, как гибкие, подвижные, вооруженные тонкими мечами, сюрикенами и нунчаками самурайки, самозабвенно визжа, смерчем пронесутся по соседним землям и с восточной жестокостью вырежут всю женскую часть населения, а плачущую мужскую уведут в полон. Ну а Свонна Лагерлеф, налегая мощной дланью на рукоять двуручного меча, конец которого волочился и лязгал по ступеням, лелеяла надежду, что рано или поздно корабли под косыми парусами пришвартуются во всех портах Западной и Восточной областей, где светловолосые берсеркши в рогатых ведрах поотсекают все косы на много миль окрест.
Впрочем, вынужденные проявлять внешнее дружелюбие, сейчас три шефини посылали друг другу лучезарные взгляды и воздушные поцелуи.
Кроме самого праздника была и другая причина их присутствия в Стопе – решался вопрос, кто станет править Аррой, а это крайне важно для местного политического равновесия.
– Что ж, – сказал Антон Левенгук, – я тут кое-что обдумал и пришел к выводу, что мы могли бы договориться. Пей кофе, де Фей…
Белаван взял миниатюрную чашечку, пригубил очень черный, очень крепкий, очень сладкий напиток и пробормотал:
– Недавно вы хотели отправить меня в какую-то Гиблую Яму, а теперь желаете договориться… Что изменилось за это время?
– Ничего. Просто я решил, что было бы неплохо иметь тебя в качестве ну, скажем, доверенного и связного.
От кофе потеплело в желудке и прояснилось в голове.
– Объясните, – попросил де Фей.
– Попытаюсь. Сколько ты уже здесь, в Цилиндре?
– Сколько? – Он задумался, прикидывая. – Ну, если предположить, что я очутился в замке примерно около пяти-шести вечера по местному времени, а сейчас…
– Около восьми утра, – подсказал Левенгук.
– Да, значит, получается примерно трое с половиной суток.
– И что главное ты здесь обнаружил?
– Главное… – Бел допил кофе, отставил чашку и потер лоб. – Ну, думаю, главное то, что этим миром руководят дамы.
– Гм… руководят… Махровый матриархат – вот как я это назвал бы. В этом смысле моя супруга и супруги моих бывших подчиненных попали туда, куда стремились всей душой на протяжении всей жизни. Позволь немного просветить тебя. Жены ответственных, высокопоставленных и высокооплачиваемых административных работников – это, как правило, особый подвид гуманоидов. Осознающие, даже склонные преувеличивать ответственность, лежащую на их мужьях, но сами никогда никакой ответственности не несшие. Кроме, конечно, ответственности за то, чтобы удачно прошел светский прием. Привыкшие к. богатству, но сами никогда пальцем о палец не ударившие, знающие, что мужья находятся в центре политической и культурной жизни, зачастую несут огромное бремя, решая судьбоносные вопросы реальностей, но сами довольствующиеся дамскими обществами… В общем, ты понял меня, де Фей. Всю жизнь они изнывали от безделья, а теперь вдруг им представилась возможность руководить одной из реальностей. Ну вот, они и принялись руководить в меру своей бесталанности и некомпетентности. Их мужья, те, которых я спрятал здесь от мести макрофагов, разбрелись по Кабуке. Почти у каждого имелась своя страсть, увлечение вроде моей тяги к цирку, и они занялись своими делами. Я вообще остался в другом мире, так что наши жены получили возможность творить что хотят, имея в руках трансреальную технику, а под ногами – благодатную почву Кабуки.