— Орли очень хорошая девушка! — трепетно повторил он.
Да, понятно. Орли нашла себе вполне милого москвича — и живёт с ним. Сердечность и уют — что же в том дурного? Глеб вспомнил лицо Орли: нервное, еврейски-чувственное… Её глаза: мягко-нагловатые и смеющиеся… Её чёрно-красные губы… Орли не сочеталась со Славой. Слава был простоватый и некрасивый, округлый и мягкий, как матрас, — в общем, никакой. А Орли — упругая, как боксёрская перчатка.
— Это Орли придумала… меня… э-э… обогреть?
— Мы оба. Мы квартиру снимаем на Кубинке, две комнаты. У нас места хватит. А вас, извините, пока что надо контролировать.
— Я не мальчик.
— Ну что вы, Глеб Сергеевич… При чём тут всё такое?..
Глеб вывел Славу на улицу Макеева, где оставил машину. Прямая длинная улица с оградой кладбища, заиндевелыми кронами деревьев и фонарями чем-то напоминала строгую и благородную концертную флейту. «Лексус» слегка припорошило снежком, словно обдуло мукой, и казалось, что автомобиль поседел, преданно ожидая хозяина.
— Вы ведь доверите мне руль? — на всякий случай уточнил Слава.
Он замёрз в своей короткой курточке и пританцовывал, ожидая, пока Глеб найдёт ключи. Бомбошка болталась у него, как у Буратино.
— Да ради б-бога… — пробормотал Глеб.
Сигналка квакнула, «лексус» мигнул подфарниками и щёлкнул фиксаторами. Слава взял ключи и поспешил к двери водителя. Глеб подумал, достал из кармана бутылку виски, свинтил крышку и глотнул. Он знал, что сейчас опять захмелеет, но зато станет говорливым. А потом начнёт материться и страдать по какой-нибудь фигне.
Холодный алкоголь без трения провалился сквозь горло в желудок и только там расцвёл жарким чумным цветком. Глеб занюхал рукавом. Кашемировое пальто Cavalli пахло по-русски: снегом и бензином.
Глеб вложил себя в салон на переднее пассажирское место. Слава уже завёл двигатель и, виновато ёжась, держал ладони возле жалюзи кондишна — проверял, не пошло ли тепло от печки.
— Подождём, пока согреется, или поедем так? — спросил он.
— Я уже только что… э-э… с-с-согрелся, — сообщил Глеб.
— Понятно, — Слава тронул автомобиль с места. Движения его были размашистыми и неуверенными, он то и дело смотрел на свои руки.
— Какая приятная машина… — с уважением произнёс он.
— Потому что эта машина создана вовсе не людьми, а эволюцией, — покровительственно заявил Глеб. Новая порция алкоголя выводила его из косноязычия. — Каждый месяц с морской базы в Норфолке выходит флагман Второго флота атомный авианосец «Энтерпрайз». Огромными пелагическими тралами он тралит Саргассово море и разоряет гнёзда морских драконов, а в этих гнёздах — кладки из тысяч яиц. В яйцах дракона и находятся новорождённые «лексусы».
Слава, похоже, даже растерялся.
— Здорово, — смущённо сказал он.
По светофору он пересёк Звенигородку, направо не повернул, а докатил почти до Пресни и только там ушёл на Шмитовский проезд.
— Согласитесь, что похоже, будто «лексусы» вылупляются из яиц морских драконов. Такие уж это машины по дизайну: стремительные, сильные, эргономичные. — Глеб закурил. — По-настоящему крутые и стильные вещи всегда кажутся какими-то нерукотворными. Это верный признак качества! А вот по клубу «Хлеб» и группе «Муха» сразу видно, как и чем их делали. Я и сам такую хню могу сварганить!
Слева в темноте сияли футуристические звездолёты Москва-сити. Даже недостроенные, они всё равно выглядели творением совсем не человеческим. Казалось, что их создали инопланетяне из какой-то удивительной материи, которая людям неизвестна и неподвластна.
— Вот это, — Глеб ткнул пальцем в стекло, указывая на небоскрёбы, — нерукотворно! И не потому, что оно очень большое и очень дорогое! Я не знаю почему! Только оно не из нашего мира!
«Лексус» по дуге огибал светящиеся башни Москва-сити и всё никак не мог убежать от них. Он поднырнул под эстакаду развязки, свернул на Третье транспортное кольцо, перекатился по мосту через Москву-реку — а башни всё висели в небе и словно даже немного взлетели, чтобы не потеряться из виду.
— Вы москвич, Слава?
— Угу, — простецки согласился Слава.
Глеб уже разгорячился.
— Из-за МКАДа кажется, что в Москве — всё нерукотворное. Всё такое, как это! Особенно если новое, бля, и модное! Если актуальное, бля, и креативное! А потом осваиваешься, смотришь — хера с два! Туфта! Слабали такие же, как ты, и ничего в том нет гениального или просто умного! Секонд-хенд! Вторяк! Нифиля — спитая заварка!
— Вас группа «Муха» расстроила? — улыбнулся Слава. — Бросьте. Кто к этому серьёзно относится? Поп-культура, однодневки…
— Я не об этом! Я о том, что я через жопу вывернулся, в лепёшку разбился — всё ради того, чтобы жить здесь. Я, бля, победил! Я здесь! — Глеб приспустил стекло окошка и выбросил окурок. — Здесь — всё лучшее: я согласен с этим, иначе и не рвался бы сюда! Я потребляю это самое лучшее! Но бля-а-а… Я не хочу, чтобы лучшее было таким!
За Москвой-рекой, словно уворачиваясь от прямоугольной пасти тоннеля, освещённой изнутри жёлтыми фонарями, «лексус» ушёл вправо, на пандус Кутузовского проспекта. Потом впереди на фоне темноты площади Победы обрисовалась чёрно-белая Триумфальная арка, вся фигурно-оперная и странная здесь, как балетный танцор на танковых учениях. За ней светлела вогнутая строка музейного здания и высокий штык обелиска, будто подпёртый лучами прожекторов.
Глеб вытащил из кармана пальто бутылку вискаря и приложился к горлышку. Оказывается, как давно он не напивался вдрызг…
— Всё вокруг какое-то рукотворное, ремесленное — клубы, музыка, чувства, авторитеты, власть… — несло Глеба. — А подлинная реальность ощущается как нерукотворная. Выходит, я прорвался сюда, за МКАД, чтобы потреблять этот самопал, самосад, самогон?..
«Лексус» летел по Кутузовскому. Слава был спокоен и позитивен. Он и одет-то был как ребёнок, словно демонстрировал радость жизни.
— Глеб Сергеевич, критика бездуховности уже была в «Духлессе».
— Того, о чём я говорю, в «Духлессе» не было, — возразил Глеб. — Я-то как раз не про нищих духом. Я и сам нищий духом. Я про то, что у нас все бренды — подделки. А я-то рвался сюда за брендами.
— Машина у вас не подделка. И пальто не подделка.
— Жизнь — подделка. Надел пальто, сел в машину, а ехать некуда. Вот, зарулил в клуб на модную группу… Это место называется клубом только в журнале «Афиша». А эти люди называются группой только в ЖеЖе. Кто раздувает эту фальшивую реальность? Кто выдаёт самопал за брендовый товар? Кто накачивает байду ложным значением?
— Вы же сами сказали. Журнал «Афиша». Жежешечка. Тусовка.
— А для чего?
— Надо же как-то развлекаться. Так всегда и везде. — Слава ничем не возмущался, никого не винил: все имели право на жизнь, ничто не ново под луной, прав тот, кто ко всему подходит с иронией.