— Напрасно меня, старого брюзгу, вы списываете в утиль, — важно пророкотал Генрих Иванович. — Конечно, я говорю о немодерновых вещах, о традиционных ценностях, то есть о том, что применимо лишь в обычной реальности, а не в виртуальной. Но в том и парадокс развития, что виртуальная реальность оказывается нестатусной. Опаньки, как раньше говорили!
Глеб стащил перчатки и закурил:
— Что вы имеете в виду под нестатусной реальностью?
— Виртуал доступен всем. Скажем, любой автор может выложить в Сети свой роман — а книгу издаст не любой. Любой тинейджер вывесит в «Фейсбуке» фотографию, где он едет в «феррари», но в реальности «феррари» есть не у каждого. То есть качеством престижности может обладать только реальное. А виртуальное непрестижно априори.
— В эпоху конюшен престижно было иметь своё авто, а теперь авто может быть хоть у кого и престижно иметь коня, — подтвердил Глеб.
— Это уже навсегда, точнее, до тех пор, пока существует институт престижа. Престижно иметь реальное: дачу, а не бонус в отеле, яхту, а не скидку на круиз, навыки фехтования, а не коррумпированного прокурора. И я, дэнжеролог, занимаюсь статусными и престижными вещами: я разбираюсь в культурных смыслах явления.
— А разве для вас здесь есть что-то интересное? — Глеб удивился. — Я же рассказал вам по телефону, что могила Абракадабры — увы, фальшивка, подделка, никакой не восемнадцатый век.
— Угу. — Дорн весело кивнул и процитировал: — «В Америке нет стиляг. Но мы-то есть!»
— Что вы имеете в виду?
— Фальшивка или не фальшивка могила демона на Калитниках — это оценка антиквара. Мы же не продаём эту могилу. Для нас она — культурный объект. Парадоксально, но могила существует в качестве артефакта! Значит, я изначально неверно идентифицировал сабджект, породивший всю эту аномалию…
— Генрих Иванович, — взмолился Глеб. — Я же простой смертный!..
— Сабджектом в дэнжерологии называется вещь, запечатлевшая в себе важную поведенческую стратегию определённой культурно-исторической ситуации. Аккумулятор большого объёма информации. Я решил, что могила демона чумы является архивированным файлом с гигантским текстом о чуме. Знаете, в фильмах ужасов герои находят какую-нибудь Книгу Мёртвых, какой-нибудь Некромикон, читают его и вызывают из ада всяких демонов. Книгу Некромикон можно уподобить сабджекту в дэнжерологии. Хочешь прекратить извержение нечисти — воздействуй на Некромикон как-то иначе, прочти другое заклинание из этой же книги, что ли… Но я ошибся. Могила на Калитниках — подделка. Она оказалась не собственно текстом, а ссылкой на другие тексты. Ссылка сбросила нас туда — и дезактивировалась. Закрылась дверь, исчез проход. Мы обречены существовать рядом с чумой, то есть рано или поздно заразиться и погибнуть.
— Нам уже не загнать демона обратно в могилу? — спросил Глеб.
— He-а, — помотал головой Дорн. — Вот МВД умеет реформировать себя, подобно хирургу, который сам себе делает трепанацию черепа, а мы — нет, не умеем. Находясь внутри чумы, мы не можем бить по ней снаружи. Но мы должны что-то придумать…
— Давайте думать, — поддержал Глеб.
Где-то высоко над Ботсадом гулял ветер. За чёрными кронами, как за спутанными клубками проволоки, засветился кондитерски розовый закат, одновременно девственный и развратный, будто кукла Барби. А с другой стороны, с восточной, небо посинело и рябило мелкими и нежно-жёлтыми облаками, похожими на клочки подарочной упаковки.
— Всё-таки это здорово придумано, — вздохнул Дорн. — Мы ищем могилу на кладбище, а объект, продуцирующий все ужасы, — фотожаба в комьюнити. Причём сделанная автором по указке начальства, без понимания значения… Сабджект — фотожаба. И вот его особенность: он одноразовый! Его содержание обратно в него не упаковать. В том, мне кажется, и заключена разница между подлинным искусством, которое концентрирует в себе культурные смыслы, и креативом, столь ныне популярным: креатив — одноразовое искусство.
Глеб терпеливо пережидал все возрастные экскурсы Генриха Ивановича и в мемуаристику, и в культурологию, и в философию.
— Хорошо, — согласился Глеб. — Сабджект виртуален и не подлежит восстановлению. Но почему же чума-то не виртуальна? Ладно бы она сидела в онлайне. Корчила морды по ту сторону экрана, сжигала бы нам айпэды, присылала бы матерные эсэмэски… Но ведь она вне Сети!
— Это вообще уже не известно, где мы теперь живём: вне Сети или внутри, — тотчас взбрыкнул Дорн.
— Давайте считать, что вне.
— А вот Джарон Ланир считает, что Сеть сама по себе аннулирует понятия «вне её» и «внутри её». Что Интернет отменяет категории объективного и субъективного. Мы с вами делаем одинаковый запрос в общий объём информации по одной и той же технологии и получаем разные результаты! Например, мы набиваем в «ДиКСи-поиске»: «кино про инопланетян». Вам «ДиКСи» выдаёт «Чужого», а мне — «Солярис». Ответ разом и объективный, и субъективный. В науке есть правило объективизма: то, что невозможно повторить, не является предметом изучения. Но вы не можете повторить мой результат в «ДиКСи-поиске», а я не могу повторить ваш! Однако результат, выданный «ДиКСи», — не божий промысел и не случайность. Что же он?
— Что? — эхом повторил Глеб.
— А я не знаю что, — строптиво дёрнул плечом Дорн. — Я знаю только то, что этот результат — продукт виртуальной реальности, где нет объективного и субъективного. Иван Ильин писал, что сознание верующего в идеале имеет тождество: субъективно — воспоминание, объективно — воскрешение. Воскрешение мёртвых вообще и Христово воскресение в частности — базовая вещь для христианской мистики. В виртуальной реальности мы видим мир абсолютного воплощения: существует всё, в том числе и воскрешение. Но такой мир нужен лишь носителю наивного сознания. Может, оно лучше нашего. Это ведь оно придумало Христа, а он — идеал. Но его воскресение — не знамение бога единого и вездесущего, иже еси на небеси, а скорее намёк, что Царствие небесное и виртуальная реальность — это одно и то же.
— Прозой, Генрих Иванович, прозой, — напомнил Глеб.
— Короче говоря, — саркастически сказал Дорн, — реальность — это то, что вы считаете реальностью. А что считать реальностью, вам подсказывает «ДиКСи», поставщик информации о мире.
Человек — это его айфон, вспомнил Глеб.
— По большому счёту любая реальность виртуальна, потому что где находится виртуал? В компьютере? Там железки. В железках? Там лишь слабые токи. У нас в головах? Но почему тогда мы не можем управлять этой реальностью? Знаете, Глеб, как цинично говорят: не важно, как народ голосует, важно, как избирком считает. По аналогии: не важно, что вы называете реальностью, важно, какой механизм вам отбирает её феномены. А механизм — «ДиКСи». Семантический Интернет. Мир как развлечение! У вас одно развлечение, у меня другое, у вашей девушки — третье. А чума нас кушает, как первое, второе и десерт.
— Объясните дураку на пальцах! — взмолился Глеб.
— Вы знаете, что на западных землях Спорады нуруи убили короля Раротонги за то, что тот отказался приносить жертвы Аири-того?