— Это место наполнено печалью… — произнесла она. — Все мертво.
Септанта пожал плечами, не зная, что отвечать на это. Печаль… нет, он не ощущал печали. Но зато хорошо чувствовал странную мощь, пронизывающую землю. Холм напитывала магия, он будто дрожал, не в силах вместить ее.
— Вы любите деревья? — спросил Эльхант.
— Любим… — фея смущенно отвела взгляд. — Да, это так. Я хочу поблагодарить тебя, воин…
— Владычица уже благодарила меня.
— Она лишь сказала слова, а я хочу… — Поэми подлетела ближе, широко расставив маленькие ручки, положила их на плечи Эльханта. Он увидел прямо перед собой ее лицо, круглые щеки, курносый нос и глаза, в которых можно утонуть… Если бы только Эльхант не являлся великаном в сравнении с феей, а так озера ее глаз были слишком мелки для него. Агач ощутил дыхание — земляника, лесные орехи и прелая листва, — а потом Поэми поцеловала его, легко коснулась губами губ и сразу отлетела.
— Не следует долго оставаться здесь, — произнесла она. — Пока еще сила крепости не ушла в землю.
— Это та сила, которую вы вложили в Твердокамень, чтобы вырастить его? — спросил Эльхант. — Что будет с нею дальше?
— Она разойдется во все стороны и через корни вольется обратно в деревья.
— Обратно?
— Да. Мы берем силу у деревьев и возвращаем ее им.
— Если так, какой смысл…
— Смысл? — Она чуть нахмурилась. — Что значит «смысл»? Я не знаю этого слова. Сила течет по кругу, а когда проходит через нас, она меняется и обновляется. Благодаря ей… — эллиан смолкла.
— Благодаря ей из почек вырастают новые феи? — уточнил Эльхант. — Сила леса — как мужское семя?
Поэми вспыхнула, сыплющиеся с крыльев листья пожелтели — но продлилось это недолго. Ее нрав был куда более мягок, чем у владычицы, и фея лишь отвернулась, пытаясь скрыть смущение.
— Как мракобестии смогли поджечь Твердокамень? — спросил Септанта. — Я слышал, дерево фей почти не горит.
— Они использовали магию.
От подножия холма доносился скрип телег, ржание и голоса, но у вершины, среди обгорелых стволов и вылезших из земли треснувших корней, стояла тишина.
— Идем, — повторила Поэми.
Эльхант пошел вниз. Он приблизился к Лане, разговаривавшей с Оливией, и сказал:
— Монфор приказал стать в Твердокамне и дожидаться подхода войска. Но крепости больше нет. Значит, надо сделать ее вновь. — Агач глянул на Оливию. — Владычица, вы должны вырастить новую.
Несколько порхающих неподалеку эллиан ахнули. Оливия воскликнула:
— Чтобы ее опять сожгли? Деревья живые, великая печаль поселилась в наших сердцах…
— Ты хотела отблагодарить нас за то, что твоих подданных спасли от смерти? — перебил Септанта. — А меня — за то, что спас тебя? Если бы ты была эльфийкой, твоя благодарность могла бы выглядеть иначе. Но ты — фея. Вырасти новый Твердокамень.
— Это же большая крепость! Воссоздать такую… потребуется много времени и много сил.
— Ну так соберите все свои силы, — велел Эльхант.
Владычица вспыхнула, пухлые щеки ее порозовели, а хлопья, летящие с крыльев, налились красным цветом… Потом она сказала:
— Хорошо, дикарь. Мы попробуем вырастить крепость на этом же холме. Наша сила осталась в его склонах, ею можно воспользоваться… Мы сделаем это. Но вы не должны ничего видеть… Уйдите все.
— Не понимаю, — произнес Эльхант. — Почему она заставила нас уйти?
Отряд расположился не слишком далеко от холма, но так, чтобы его скрыли деревья. Эллианы прогнали и пирси, теперь крылатые создания сидели на ветвях, на плечах эльфов и кентавров, порхали среди листвы. Кучек уже долгое время стоял неподвижно — может, спал, хотя глаза оставались открытыми. Рядом похрапывал, свесив руки вдоль боков и склонив голову на грудь, юный кентавр.
Эльхант заметил ту пирси, которую рассматривал на склоне холма,- она, кажется, решила, что агач является воплощением всего самого ужасного, что есть в этом лучшем из миров, и за ним надо неотрывно наблюдать. Фея сидела в траве и пялилась на Септанту темными глазенками, а когда он поворачивал голову, тихо шипя, приседала, прячась на некоторое время, после чего высовывалась вновь.
Покинув холм, они расставили охрану, чтобы не наскочили нежданно орки или мракобестии, и принялись ждать. Септанта устроился под деревом, привалившись к стволу, ощущая, как волны незримой силы накатывают со стороны Твердокамня. Он будто стоял по пояс в реке с сильным течением — чувствовал нечто мягкое, но мощное, что расходилось от холма.
— Почему они не хотят, чтобы мы видели это? — повторил он.
Растянувшийся на траве Орхар, не открывая глаз, что-то пробурчал, а Бран, беседовавший с Ланой и сидом гортов, повернулся к Эльханту.
— Для фей это — все равно что для нас уединяться с хорошей кобылкой. Надо делать, когда никто не видит! — Бран заржал, и Орхар ухмыльнулся.
— Поглядеть, что за холмом… — задумчиво добавил кентавр. — От Твердокамня недалеко до кладбища.
— Вам самим на кладбище соваться нельзя, — возразил Эльхант.
— Никто про это и не говорил, остроухий. Поглядим лишь, чтобы мракобестии не было в округе. Скучаю на месте стоять. Пандос!
Юный жеребец всхрапнул и раскрыл глаза.
— Вокруг холма поскачем. Собери еще с полдюжины четвероногих. Остальные пусть здесь остаются.
Септанта заметил, как нахмурилась Лана. Рыжий не спрашивал разрешения — ни у агача, ни у амазонки, ни у Руана — он не принял их главенства в невольно объединившемся отряде четвероногих и двуногих. Они были союзниками, не больше. У кентавров слишком независимый нрав, чтобы подчиняться кому-то из других племен. Более развитые и менее жестокие, чем орки, они все же были ближе к последним, чем к детям деревьев.
Но амазонка сдержалась, не сказала ни слова, когда семеро кентавров с Браном во главе покинули место стоянки. Раньше Лана немедленно доводила до сведения окружающих все, что думает и чувствует по поводу происходящего, но за последнее время стала немного сдержаннее. Казалось, она размышляет о чем-то таком, о чем еще никогда не размышляла.
Эльхант пристально разглядывал Кучека.
— Давно он служит у Монфора? — спросил агач, — Откуда он взялся?
Лана села рядом на траву, поджав ноги.
— Мы тогда были в Пределе Тверди, близ островов Троицы. Корабельщики Стир-Пайка приплыли туда, отец с ними совещался: думали создать флот, чтобы плавать вдоль побережья. Пограничники видели орков на лодках, выдолбленных из бревен. Вдруг зеленокожие попытаются обогнуть Атланс по воде? Мы стали лагерем у берега, прибыли корабельщики, они говорили… Потом, ночью, отец вышел из шатра — и увидел плот, совсем небольшой. Он качался на волнах неподалеку от берега. Отец вошел в воду, ухватил плот и вытащил на сушу. Там лежал Кучек. Наверное, он плыл через какое-то очень жаркое место. Глина потрескалась и пропиталась солью. Отец позвал знахаря. Никто не знал, как лечить големов, ведь мы никогда не видели их…