– Покорнейше благодарю, – смиренно ответил пристыженный плебей и, наклонившись, поднял с пола серебряную монетку…
Если закоренелый палач ни с того ни с сего становится ласков и вежлив, это может означать только одно – он уже все решил для себя и начал разжигать в жаровне огонь. Но не ради того, чтобы наполнить комнату благословенным теплом, а чтобы накалить докрасна пыточные щипцы.
– Прошу знатных господ извинить неразумного Темпта. – Плешивый толстячок суетливо вскочил со стула, всем своим видом выражая рабскую угодливость. – Я только немного постою в сторонке, а затем сбегаю за…
– Стой где угодно, главное – не мешай, – грубо перебил нетерпеливый барон и продолжал, обращаясь уже к капитану: – Так по какому праву барона Антенвейского и его невесту не пускают во дворец?
Молодцеватый капитан все еще пребывал в некоем оцепенении и поэтому не сразу нашелся что ответить.
– Молчите? – Мерзкий горбун в раздражении начал брызгать слюной еще сильнее. – У вас что, молодой человек, на службе мозги высохли? У моей глупой собачонки ума и то побольше будет, чем у вас всех, вместе взятых!
Рука, сжимающая трость, описала полукруг, указывая на всех присутствующих, после чего ни у кого не осталось сомнений: «мозги высохли» именно у группы людей, находящихся в караульном помещении.
Столь резкий переход от раздражения к прямым оскорблениям оказался таким неожиданным, что капитан окончательно растерялся. Создавшееся положение выглядело более чем двусмысленным. С одной стороны, он подчинялся вышестоящему – Темпту, а с другой, выходило, что после того, как полицейский ушел в тень (решив поиграть в любителя милостынь), именно капитану принадлежала вся полнота власти. И соответственно, отвечать на оскорбление должен был он, и никто другой.
Возможно, у этого человека была не такая быстрая реакция, как у других, но прилюдно оскорблять себя (тем более в присутствии подчиненных) потомственный офицер никому и никогда не позволял.
Лицо капитана начало багроветь (верный признак неконтролируемой ярости, плавно перетекающей в необузданное бешенство), а рука непроизвольно потянулась к эфесу шпаги…
– Стоп! – Костлявая рука горбуна, резко выброшенная вверх, была сжата в кулак. – Влюбленные еще не поцеловались!
– Что? – не удержался от невероятно глупого вопроса начальник караула. – Чего не сделали влюбленные?
«Прощальный поцелуй, – прозвучал чужой усталый голос в голове офицера. – Это же так естественно – поцеловаться на прощание».
Капитан замотал головой из стороны в сторону, словно ослепленный яростью бык, со всего разбега ударившийся о каменную стену. Одновременно с этим прекрасная невеста наклонилась к своему низкорослому кавалеру и, обвив его искалеченное тело нежными руками, запечатлела долгий страстный поцелуй на устах истеричного горбуна.
На какое-то мгновение показалось, что невеста просто-напросто задушит своего низкорослого кавалера в пылких объятиях, но до подобных крайностей все же не дошло.
Рука барона Антенвейского даже во время поцелуя оставалась вытянутой вверх. И вдруг кулак разжался, после чего на влюбленную пару посыпалась сверкающая россыпь драгоценных камней.
По большому счету это дикое зрелище даже нельзя было назвать неестественным, потому что оно лежало за гранью здравого смысла – юная красавица, целующаяся с мерзким слюнявым стариком под ослепительный блеск падающих бриллиантов.
Даже привыкший к разного рода извращениям Темпт на мгновение опешил. Слишком уж это было необычно и…
Непередаваемо красивая невеста наконец оторвалась от своего престарелого жениха, и две руки, словно грациозные шеи белоснежных лебедей, вытянулись навстречу багровеющему закату…
Кроваво-красному закату жизней молодцеватого капитана, седовласого мага, четырех солдат и господина Темпта.
Весельчак Мио не отказал себе в удовольствии лично проводить славного защитника Ранвельтильской девы до конечного пункта назначения. Напоследок он слегка освежил меня бодрящими парами пертигастоната и, пожелав всяческих успехов (на ратном поприще), с помощью нехитрого заклинания намертво прилепил к своим гребаным воротам.
Прощание оказалось недолгим – неприятель приближался, поэтому никаких пышных проводов с цветами, слезами, оркестром и проникновенными речами не было и в помине. Все прошло быстро, сжато и по-деловому. Нечто среднее между бизнес-ланчем и напутствием в краткосрочную (двухдневную) командировку.
Мио наскоро помахал ручкой, мило улыбнулся – и поспешил ретироваться, оставив меня наедине с приближающейся армией противника и невеселыми размышлениями насчет сложившейся ситуации.
Положение было, конечно, не самым лучшим. Причем это еще очень мягко сказано. Но все, что от меня зависело, я уже сделал (или не сделал – с какой стороны посмотреть), поэтому не оставалось ничего иного, как зависнуть на пертигастонате и моих воротах…
Руки в стороны, ноги шире плеч, затылок намертво приклеен к холодной железной поверхности. В общем, ни дать ни взять – морская звезда, выброшенная штормом на берег, а затем подобранная любознательным мальчуганом и прилепленная старой жвачкой на деревянную калитку. Для того чтобы все знали: здесь живут отважные мореходы и путешественники, собиратели древних кладов и сокровищ, непоседы и весельчаки. Одним словом, добрые, хорошие люди, готовые прийти на помощь обиженным и оскорбленным в любую непогоду…
«Хорошо хоть с погодой повезло», – отстраненио подумал я, начиная чувствовать, как мое сознание под действием паров пертигастоната трансформируется во что-то необычно яркое.
– Это не пертигастонат, – откуда-то из темных глубин подсознания всплыл надоедливый внутренний голос. – Подлец Мио обманул нас. Я замечаю существенную разницу между…
– Замечаешь ты разницу или нет – абсолютно не важно. – Мой радостный смех был совершенно искренним. – Солнце пронзает мое тело миллионами ярких лучей, и я чувствую, как становлюсь неотъемлемой составляющей всего живого – частицей природы. Пчелой, собирающей пыльцу с душистых цветов, птичкой, несущей в клюве веточку для строительства гнезда…
Армии Священного союза пошли на штурм крепости одновременно с трех направлений…
– Весело отфыркивающимся ежиком, окунувшимся в теплую весеннюю лужицу…
Небо почернело от стрел и едкого черного дыма осадных башен…
– Игривой лисичкой и пушистым волчонком, весело гоняющимися за красивой бабочкой…
Воздух пронзили вспышки молний – в бой вступили маги…
– Гордым орлом, свившим гнездо на вершине самой высокой и неприступной горы…
Два десятка драконов, неожиданно вынырнувших из мерцающей воронки небесного портала, с устрашающим ревом устремились вниз и обрушились на головы обороняющихся…