Предисловие к роману — почти без исключений — вещь ненужная. Это моя десятая опубликованная книга, и мне ни разу не пришло в голову писать предисловия.
Однако этот роман, как мне кажется, требует некоего введения. Поскольку его темой является жизнь после смерти, очень важно, чтобы перед прочтением читатель осознал следующее: лишь один аспект этой истории вымышленный — персонажи и их взаимоотношения.
За редким исключением, все детали взяты из научных исследований.
Ричард Матесон
Калабасас, Калифорния, август 1977 г.
Умереть, уснуть. — Уснуть!
И видеть сны, быть может?
Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум, -
Вот что сбивает нас…
«Гамлет», акт III, сцена 1 (перевод М. Лозинского)
Рукопись, которую вам сейчас предстоит прочитать, попала ко мне следующим образом.
Вечером семнадцатого февраля 1976 года в дверь нашей квартиры позвонили, и жена пошла открывать. Через пару минут она вернулась в спальню, где мы смотрели телевизор, и сказала, что меня спрашивает какая-то женщина.
Я встал и пошел в прихожую. Дверь была открыта. Я увидел стоящую на пороге высокую женщину лет пятидесяти с большим, пухлым конвертом в руках.
— Вы Роберт Нильсен? — спросила она.
Я ответил утвердительно, и она протянула мне конверт со словами:
— Тогда это вам.
Я с подозрением взглянул на конверт и спросил, что это такое.
— Сообщение от вашего брата, — ответила она. Мои подозрения усилились.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Ваш брат Крис надиктовал мне эту рукопись, — объяснила она.
Ее слова меня разозлили.
— Не знаю, кто вы такая, — сказал я ей, — но имей вы хоть какую-то информацию о моем брате, вы бы знали, что он умер больше года тому назад.
Женщина вздохнула.
— Я это знаю, мистер Нильсен, — устало произнесла она. — Я — медиум. Ваш брат передал мне этот материал из…
Она замолчала, а я тем временем начал закрывать дверь.
Тут она быстро прибавила:
— Мистер Нильсен, прошу вас.
В ее голосе звучала такая неподдельная мольба, что я взглянул на нее с удивлением.
— В течение полугода я неотрывно трудилась над расшифровкой этой рукописи, — сказала она. — Не по собственной воле. У меня уйма других дел, но ваш брат не хотел оставить меня в покое, пока я не запишу каждое слово его послания и не пообещаю, что обязательно доставлю его вам. — В ее голосе зазвучали нотки отчаяния. — А теперь вы должны взять это, чтобы я могла обрести покой.
С этими словами она сунула конверт мне в руки, повернулась и заспешила по дорожке к тротуару. Я видел, как она села в машину и та быстро тронулась с места.
Я никогда больше не видел ее и ничего о ней не слышал. Не знаю даже ее имени.
Я перечел рукопись уже три раза, однако так и не понял, что с ней делать.
Я неверующий, но, как и любой человек, хотел бы верить в то, что смерть — нечто большее, чем забвение. И все же навряд ли смогу принять эту историю за чистую монету. Я по-прежнему считаю, что это не более чем выдумка.
Правда, там присутствуют реальные факты. Факты из жизни моего брата и его семьи, едва ли известные той женщине — если только не предположить, что перед написанием рукописи она посвятила несколько месяцев утомительным и дорогостоящим расследованиям, касающимся жизни нашей семьи. Но какой в этом смысл? Какая ей выгода от подобных действий?
В голове у меня роятся вопросы по поводу этой книги. Не стану их перечислять, а дам возможность читателю поставить свои собственные. Лишь в одном я уверен. Если в рукописи изложена правда, нам всем надлежит пересмотреть свою жизнь. И очень основательно.
Роберт Нильсен
Ислип, Нью-Йорк, январь 1978 г.
Есть такое выражение «Начни с начала». Я не могу этого сделать. Начну с конца — с завершения моей жизни на земле. Излагаю так, как все произошло, — и что случилось после.
Замечание по поводу этого текста. Роберт, ты уже знаком с моим стилем изложения. Этот текст может тебе показаться иным. Причина в том, что меня ограничивает мой интерпретатор. Мои мысли должны пройти через ее сознание — без этого мне не обойтись. Не все зерна проходят сквозь сито. Не суди меня строго за упрощенность. Особенно вначале.
Мы оба делаем все, что в наших силах.
Слава Богу, в тот вечер я был один. Обычно со мной в кино ходил Йен. Дважды в неделю — из-за моей работы, ты же понимаешь.
В тот вечер он не пошел. Выступал в школьной пьесе. И снова скажу — слава Богу.
Я пошел в кинотеатр около торгового центра. Не могу вспомнить название. Тот большой, который разделили на два. Спроси у Йена, как называется.
Я вышел из кино после одиннадцати. Сел в машину и поехал на площадку для гольфа. Маленькую — для детей. Не могу объяснить. Ну ладно. Попытаюсь сказать по буквам, медленно: м-и-н-и-гольф. Хорошо. Получилось.
По улице шел поток машин. Нет, не по улице, по проспекту. Неточно, но сойдет. Я подумал, что проскочу, и выехал из своего ряда на обгон. Пришлось затормозить — навстречу неслась машина. Места для объезда было достаточно, но она все же врезалась мне в левое переднее крыло, отчего мою машину развернуло.
Меня тряхнуло, но на мне был пояс безопасности. Не пояс. Р-е-м-е-н-ь. Я не был бы сильно ранен, если бы не фургон, врезавшийся в правое заднее крыло моей машины и ударивший вдоль осевой линии. С другой стороны приближался грузовик. Ударил мою машину в лоб. Послышался скрежещущий грохот, звон разбитого стекла. Я сильно ударился головой, и свет померк у меня перед глазами. На миг мне показалось, что я вижу себя без сознания, истекающим кровью. Потом наступила темнота.
Я снова пришел в себя. Боль была нестерпимой. Я слышал свое дыхание, этот ужасный звук. Затрудненное поверхностное дыхание с редкими булькающими вздохами. Мои ступни были ледяными. Я это помню.
Постепенно я понял, что нахожусь в комнате. Думаю, там были люди. Что-то мешало мне в этом увериться. Упоительное. Нет, не то. Произнесу медленно: у-с-п-о-к-о… успокоительное.
Я начал различать чей-то шепот. Но слов было не разобрать. На краткий миг я увидел очертания фигуры. Глаза мои были закрыты, но я видел ее. Я не мог различить, мужчина это или женщина, но понимал, что человек со мной разговаривает. Когда я перестал слышать слова, фигура удалилась.