В попытке найти его я вдруг понял, что никакого четкого подхода нет. Придется в каждый момент нащупывать путь, все время подыскивая какие-то особые возможности.
Правда, следующий шаг Энн подсказала сама. Уверен, что бессознательно.
— Откуда вы узнали мое имя? — спросила она.
— Из адресной книги Хидден-Хиллз, — ответил я, с радостью заметив, что этот ответ ее удовлетворил.
Но моя радость мгновенно улетучилась, когда она с подозрением спросила:
— А что вы делали в моем доме?
Я допустил ошибку, помедлив, и Энн насторожилась, подавшись назад. Джинджер сразу же зарычала, шерсть у нее на загривке поднялась дыбом.
— Я постучал в дверь, — сказал я, как можно более беспечно. — Ответа не было, так что я вошел и стал звать. И пока шел по дому, продолжал вас звать. Думаю, вы не слышали.
Я видел, что ответ ее не устроил, и на меня нахлынуло чувство безысходности. «Почему она меня не узнает?» — думал я. Если мое лицо кажется ей незнакомым, разве есть надежда, что я смогу ей помочь?
Я постарался справиться с этим чувством, снова вспомнив предупреждение Альберта. Сколько раз придется мне бороться с этой безысходностью, пока она не исчезнет?
— Я просто пришел, чтобы поздороваться, — произнес я, не задумываясь. Надо было продолжать разговор. Потом, повинуясь порыву, я решился на следующий обдуманный риск. — Мне показалось, вы меня узнали, когда увидели, — сказал я. — Почему?
Я подумал — опять на один чудесный миг, — что произошел внезапный прорыв, когда она ответила:
— Вы немного похожи на моего мужа.
Я почувствовал, как у меня сильнее забилось сердце.
— Правда?
— Да. Немного.
— Где он? — не задумываясь, спросил я.
Грубая ошибка. Она заметно подалась назад, прищурив глаза. Прозвучал ли мой вопрос для нее угрожающе? Ответ стал очевидным, когда Джинджер снова зарычала.
— Его зовут Крис? — спросил я. Ее глаза прищурились еще больше.
— Я увидел это в адресной книге, — пояснил я, надеюсь, не слишком быстро, что было бы подозрительно.
Я сжался, сообразив, что, по ее воспоминаниям, в адресной книге моего имени могло и не быть. Но она лишь пробормотала:
— Да, Крис.
Надо ли говорить, Роберт, о возникшем у меня страстном желании заключить ее в объятия, успокоить ее? При этом я понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя.
Я заставил себя продолжать.
— Горманы сказали мне, что он пишет для телевидения, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало только по-соседски. — Это правда? Что…
— Он умер, — перебила она меня с такой горечью, что меня проняла дрожь.
Тогда я, совершенно потрясенный, понял, какая задача стоит передо мной. Как мог я надеяться, что Энн когда-нибудь узнает мое лицо и голос и тем более признает во мне мужа? Для нее я был мертв, а она не верила, что мертвые ведут свое существование.
— Как он умер? — спросил я.
Не знаю, зачем я говорил. У меня не было плана. Мне приходилось просто действовать по наитию в надежде, что произойдет что-то позитивное.
Сначала она не ответила. Я подумал, что она совсем не собирается говорить. Потом наконец произнесла:
— Он попал в дорожную аварию.
— Мне жаль, — сказал я, полагая, что лучшим подходом может оказаться ненавязчивое сочувствие. — Когда это случилось?
Странное, немного тревожное молчание. Казалось, она не знает. На ее лице промелькнуло выражение замешательства.
— Не так… давно, — запинаясь, произнесла она. Я хотел было воспользоваться этим преимуществом, но не мог сообразить как.
— Мне жаль, — повторил я. Это все, на что я был способен.
Снова тишина. Я старался что-нибудь придумать — хоть что-то — и наконец ограничился повторением своего второго рискованного вопроса.
— И я на него похож?
«Возможно ли, — думал я, — чтобы частое повторение этой мысли могло со временем заставить ее увидеть, что я более чем похож на ее мужа?»
— Немного, — ответила она. Потом пожала плечами. — Не слишком.
В тот же миг я подумал, не поможет ли мне, если я скажу, что меня тоже зовут Крис. Но что-то во мне этому воспротивилось. Это уже слишком, решил я. Не надо торопиться, или все пропадет. Я чуть не сказал: «Моя жена тоже умерла», но потом подумал, что это так же опасно, и оставил эту мысль.
Было такое ощущение, будто она читает мои мысли, хотя я был уверен, что это невозможно.
— Вашей жене нравится Хидден-Хиллз? — спросила она.
То воодушевление, что я испытал, услышав ее разумный и дружелюбный вопрос, слегка померкло, поскольку я не представлял, как на него ответить. Если бы я сказал ей, что у меня есть жена, не приняла бы она этого, в конце концов, на свой счет? И не поставила бы между нами непреодолимый барьер мысль о том, что в моей жизни есть другая женщина?
Я вдруг решил, что риск слишком велик, и ответил:
— Мы с женой не живем вместе.
Это было правдой, и такой ответ должен был ее удовлетворить.
Я надеялся, что она спросит, собираемся ли мы разводиться, и тогда я ответил бы, что наше разъединение состоит не в этом, давая ход ее мыслям в другом направлении.
Но она ничего не сказала.
Опять воцарилась тишина. Я едва не застонал от досады. Неужели мои попытки ей помочь будут состоять из бесконечной череды фальстартов, прерываемых этими паузами? Я отчаянно пытался придумать подход, результатом которого было бы быстрое восприятие с ее стороны.
И ничего не мог придумать.
— Как умерла эта птичка? — неожиданно спросил я.
Еще одна ошибка. Она еще больше погрустнела.
— Здесь все умирает, — ответила она.
Я уставился на нее, сразу не осознав, что она не ответила на мой вопрос. Я уже собирался его повторить, когда она заговорила.
— Я пытаюсь заботиться об этих созданиях, — сказала она. — Но никто не выживает. — Она посмотрела на птичку, зажатую у нее в руках. — Никто и ничто, — пробормотала она.
Я начал говорить, но умолк, когда она продолжила.
— Одна из наших собак тоже умерла, — сказала она. — У нее был приступ эпилепсии.
«Но Кэти в безопасности», — подумал я. Я едва не произнес это вслух, но вовремя понял, что делать этого не стоит. Я размышлял, стоит ли вообще продолжать эту тему.
— У нас с женой тоже было две собаки, — сказал я. — Немецкая овчарка вроде вашей и фокстерьер по имени Кэти.
— Что? — Она пристально посмотрела на меня. Я не сказал ничего больше в надежде, что эта мысль подействует на ее рассудок: мужчина, похожий на ее мужа, живущий отдельно от жены и имеющий двух собак — таких же, как у нее, и с теми же кличками. Стоило ли мне добавлять, что нашу немецкую овчарку тоже зовут Джинджер?