— Можно?
— Да ради бога, — великодушно разрешил Михалыч. — А мы пока… Э, а это ещё что?
На мониторе мелькнула розовая башенка, потом другая, затем снимки кончились. То есть слайд-шоу продолжалось, изображения на экране исправно сменяли друг дружку, только все они были непроглядно-чёрными. Я остановил показ, вышел в общее меню, повозился с настройками, но ничего не помогло — все кадры, снятые Артуром после башен, являли собой тёмные прямоугольнички.
— Может, камера сломалась? — предположил я.
— Типун тебе на язык! — рассердился Михалыч. — До сих пор работала как часы.
— Тогда что это?
— Сам не пойму…
— Это он меня с тобой фотил, — вмешалась молчавшая доселе Танука.
— А! Точно! — вскинулся Артур. — Как я забыл!
— И что? — с подозрением спросил я.
Ответа от девушки я не дождался, но Артур постарался замять дело.
— Наверное, я опять перемудрил с настройками, — предположил он. — Говорю же, там меню дурацкое…
Что-то они оба темнили. Не нравилось мне это, ох не нравилось…
— Можешь сделать мне копии?
— Что? — вскинулся я. — А, да. Без проблем.
Я перебросил файлы из одного окна в другое, подождал, пока не кончилась перезапись, и отдал Михалычу диск и флэш-карту. Артур уложил всё в сумку, надел берет, взял на прощанье «под козырёк» и ушёл по своим делам. Танука, которая сперва с любопытством вертела головой, казалось, потеряла интерес к происходящему и целиком ушла в себя. В студии шла неспешная работа. В глубине её, возле экранов с натянутым белым фоном шла фотосессия — снимали двух девушек, Вику и вторую — её я не знал. На улице было жарко, в студии горели софиты, от этого в маленьком помещении царила духотища. Девчонкам в бикини было ещё ничего, остальные выходили из положения кто как. Кто-то обмахивался самодельным веером, кто-то потягивал ледяную газировку, один лишь Саша у камеры откровенно страдал. Под потолком натужно гудела вентиляция и шелестели обрывки пластика.
С чашкой зелёного чая подошёл «светитель Алексей». На голове у него был намотан в виде тюбетейки мокрый носовой платок: такую картину я раньше видел только в старых фильмах.
— Жарко, — пожаловался он. — Надо было на вечер съемку перенести. Чаю хотите?
— Хотим, — признался я и посмотрел на свою спутницу: та кивнула утвердительно. Алексей ушёл и вернулся с чайником, пластиковыми стаканчиками, пакетиками с заваркой и расположился рядом.
— Покажи ещё, — попросил он.
Мы разлили чай и некоторое время молча просматривали снимки.
Тишину нарушил фотограф Саша, громко захлопав в ладоши.
— Перерыв! — крикнул он, вытирая пот со лба и шеи. — Отдыхайте, девочки. Уф! — Он вооружился полотенцем, огляделся в поисках чайника и направился к нам. — Я сварюсь сейчас. Ну и погодка!
— Да уж, — поддакнул я. — Не пойму, чего вы тут заперлись. В такие дни надо на пляже греться, а не в студии сидеть.
— А, — отмахнулся Сашка, — старые заказы. А на пляж побоялись — по всему к вечеру гроза будет… — Он посмотрел на Тануку. — Прикольная маечка. Чем занимаетесь?
— Да вот… — Я отодвинулся, давая Сашке возможность разглядеть картинку.
Некоторое время он молча смотрел, прихлёбывая чай.
— Ерунда какая, — наконец сказал он. — Что за каракули? На фиг они вам?
— Это Артур наснимал.
— А, тогда ясно. Слушай, дурацкие какие рисунки! Как тогда в Солнечном.
В первое мгновение я даже не понял, о чём он, лишь замер при слове «солнечный». У меня было ощущение, что меня стукнули доской по башке. Потом меня прошиб озноб. Была жара, вентиляторы надрывались — а я превратился в сосульку. Об меня, наверно, можно было газировку охлаждать.
— Как ты сказал?!
— Что? — не понял Сашка. — А… Да Солнечный же. Там этого добра навалом было.
— Кончай темнить! — рявкнул я. — Какой ещё Солнечный?
— Да ну тебя, Жан! — обиженно надулся тот. — Сам вспомнишь, если постараешься. Ну? Лет пятнадцать назад… пионерский лагерь… газета «Молодая гвардия»… Ну? Теперь вспомнил?
Слова «пионерский лагерь» и впрямь расшевелили мою память. Подробности, впрочем, всё равно оставались за кадром. Правда, это уже не важно: теперь главное не мешать и не напрягаться, а там и остальное вспомнится.
— Солнечный, Солнечный… — задумчиво повторил я. — Слушай, а я ведь совсем забыл ту историю! Это ведь тот лагерь, где дети видели призраков?
— Он самый. Там они ещё по просьбе корреспондентов рисовали их, пришельцев этих, призраков, Чебурашек, или кто там был на самом деле… Да скорее всего, никого не было — так, дешёвая сенсация для повышения тиража. Да брось, Жан! Вместе ж видели те статьи и ржали, как сейчас помню… И рисунки были там же. Очень похожие на эти.
Я посмотрел на экран. Ай да Сашка, ай да молодец! А ведь я и не подумал даже…
— Спасибо, Сань, — с чувством сказал я, — ты мне здорово помог.
— Я? — удивился тот. — Вот уж не гадал. Ну, ладно. Тогда с тебя причитается! Ну что, ты вроде поработать хотел? А то камера свободна, да и девки раньше чем через час не оклемаются. Будешь?
Он смерил мою спутницу оценивающим взглядом — та никак не отреагировала. Я не рискнул взять её за руку (я и раньше так не делал — ещё подумают чего) и сейчас вдруг ощутил себя едва ли не предателем.
— Ну что? — Я повернулся к Тануке. — Будем сниматься?
— Нет, я не хочу, — вдруг резко сказала она. Похоже, у девчонки опять испортилось настроение. — И вообще, хочу уйти. Прямо сейчас.
— Да куда же мы пойдём? Опять по улицам бродить?
— Нет. — Она покусала губу. — Я только что вспомнила об одном деле.
— Деле?
— Да. Нам обязательно надо прийти на концерт до начала.
— До начала? Что ж там делать до начала? Пиво пить? Да нас и не пустят.
Танука повернулась ко мне.
— Пустят, — сказала она. — Вернее, меня пустят. А ты пройдёшь со мной.
И, словно давая знак, что разговор окончен, нахлобучила бейсболку.
Мы дошли до поворота, пропустили громыхнувший на стрелках трамвай номер восемь и двинулись вниз по улице Горького, мимо военного госпиталя. Слева потянулись раскопы, справа — стены полуразвалившихся домов. Танука сделала мне знак подождать, подошла к ларьку и купила арбузную жвачку. Предложила мне. Я отказался.
Надо прояснить ситуацию. «Солнечным» назывался пионерский лагерь близ Перми, возле деревни Новая, с которым связана одна странная история. Сейчас её забыли, а тогда судачили по всем углам. Году в 89-м, когда серенькая местная газета «Молодая гвардия» начала стремительно желтеть, в ней появилась серия «сенсационных» репортажей пермского поэта и, по совместительству, журналиста с говорящей фамилией Дрожащий. Звали его Вячеслав. Поэт он и сейчас достаточно известный, статьи же были откровенно бредовыми — про пятиметровых электрических червей-мутантов, про гигантских крыс размером с бульдога, и прочее, и тому подобное. Однако больше всего шуму наделал пресловутый лагерь «Солнечный», который, если верить малышне, в то лето подвергся настоящему нашествию странных рогатых карликов в светящихся костюмах. Являлись они по ночам, в неизменном сопровождении двухметровых верзил, и шатались окрест — заглядывали в окна и через забор, вреда не чинили, но сильно пугали ребятню.