Мне, в отличие от Марианны, не требовалось постоянно заклинать смертельную тревогу.
На улицах было еще довольно много машин, наводнение уже приобретало угрожающие размеры, и власти решили отключить электричество, чтобы попытаться восстановить затопленную сеть, – значит, до завтрашнего утра город погрузится в полную темноту – мрак, дождь, фары отражаются в воде. Если все пройдет удачно, то завтра утром у меня будет на что принять совершенно спокойное и трезвое решение по поводу ребенка.
СМИ уже несколько дней передавали одну и ту же информацию, повсюду висели плакаты с просьбой к населению не покидать своих домов, в городе ввели что-то вроде комендантского часа, и на улицах не было практически никого, только несколько припозднившихся прохожих спешили к себе да колонны машин коммунальных служб в сопровождении военных медленно двигались к местам аварий, усиливая и без того жуткое впечатление смерти, войны, стихийного бедствия.
Старики владели небольшим участком, там были построены два смежных дома, симпатичное жилище совладельцев-пенсионеров, вкушающих от благ трудовой жизни. Как только начались волнения, они, естественно, тут же сняли свои сбережения со счетов, комендантский час наверняка убедил даже самых нерешительных. По моим подсчетам, кубышка должна была наполниться до оптимального уровня.
Я катил по призрачному городу в направлении моста Сен-Клу, бак был полон, я заправился сегодня вечером, а на заднем сиденье лежали принадлежности, необходимые для успеха моей затеи.
Немного не доезжая Булонского леса меня остановил полицейский кордон, люди в плащах махали светящимися жезлами, а когда я притормозил, один из них чертыхнулся, типа, что за хулиганство не соблюдать комендантский час, тут с дождем хлопот не оберешься, я ответил, что у меня родила жена, я спешу туда, такое счастье, мне не до комендантского часа, ведь это вполне естественно. Они, ворча, пропустили меня; в тот миг, когда я трогался с места, мой взгляд упал на какую-то фигуру чуть поодаль, тоже в плаще, на секунду фары высветили лицо, и я остолбенел, меня точно ударило током, улыбка, адресованная мне, была дружеской и чуть печальной, я знал это лицо, эта девушка умерла несколько лет назад, и я был на ее похоронах.
У меня отвисла челюсть. Боже, силился я пролепетать, боже, что ты здесь делаешь, но не успел броситься к ней, как она растворилась в ночи, а люди сзади закричали, чтобы я не задерживал движение, – эй! ты едешь, нет? – и я поехал, вцепившись дрожащими руками в баранку и повторяя себе, что это, конечно, ошибка, просто обознался.
А потом я уже подъезжал к месту, и мне волей-неволей пришлось сосредоточиться на деле и отогнать страшное ощущение, что видел покойницу во плоти, у меня все было расписано по минутам, и я не мешкая принялся за работу.
В голове безостановочно вертелись одни и те же мысли, произвести на свет ребенка – серьезное решение, такие не принимают с кондачка; если подходить к делу объективно, то это абсолютно чудовищное решение: временами из моих умствований было ясно только одно, что миру так или иначе крышка, надежды никакой, и пытаться тянуть дальше эту зловещую комедию – значит только усугублять проклятие, умножать бремя наших ошибок, а следовательно, и грядущих тягот; имелась лишь одна объективная причина, сделать приятное Марианне, – я знаю, ей осточертели эти телефонные истории, и прелестный пупс был, конечно, простым и ясным способом придать новый смысл ее существованию, – дать ей наконец возможность исполнить свое женское предназначение – стать матерью.
Я заглушил мотор, не доезжая стоянки, и с ходу вкатился на середину двора.
Они превратили гараж в хранилище, с двойной перегородкой из строительных блоков и с бронированной дверью. Первым делом я запер все выходы на висячие замки, чтобы никто не выбрался из дома, а потом вскрыл дверь в подвал. Мое вторжение могло оказаться несколько шумным, но я это предвидел, мой план учитывал и такие неосязаемые материи, как психология жертв.
Эти люди были весьма склонны верить в сверхъестественные силы, а потому я подготовил для них программу, отвечающую их пристрастию к эзотерике.
Я опять облачился в свой боевой костюм: черное облегающее трико, на котором нарисован светящийся скелет, каску с оленьими рогами – Марианна прошлой зимой развлекалась какой-то дурацкой пьесой, – картину довершали большие горнолыжные очки. Самые храбрые непременно примчатся на шум, а у меня не было ни малейшего желания прибегать к насилию или угрозам; я запасся гетто-бластером на батарейках – он мог издавать кошмарные звуки, абстрактную музыку, от которой волосы вставали дыбом, – да плюс несколько осветительных ракет, да я в виде скелета, посреди фейерверков – никаких шансов, что они решатся пойти на приступ.
А сейчас перед вами зримое воплощение незримого, ха, ха!
Признаться, иногда моя изобретательность меня пугает.
Я наконец высадил дверь в подвал, было 0 часов 2 минуты, в тишине слышалось только звонкое шлепанье капель по плексигласовому навесу для велосипедов.
На картине, которую я в то время писал, было изображено некое гибридное существо, полумужчина, полуженщина, у входа в громадный лабиринт, – Тесей перед лицом своей судьбы; точно такое же ощущение в тот вечер охватило меня, когда я, вырядившись в странный костюм и каску с рогами, стоял у зияющей дыры подземелья, после долгого путешествия по затопленному городу, где в эту безлунную ночь не было ни единого огонька, – ощущение, что передо мной открыто множество путей, но лишь один в конечном счете окажется верным. Все мои причиндалы лежали на маленькой тележке, которую я стащил сегодня под вечер возле стройки, я чувствовал, что спокоен, сосредоточен на своей задаче, и совесть моя абсолютно чиста; толкнув вперед тачку, я вошел в подземелье.
В один миг я расставил на антресолях большие зеркала, которые приметил еще когда бывал тут раньше; на случай, если кто-нибудь явится с фонарем, я расположил их так, чтобы свет лампы, отразившись, привел незваных гостей в еще большее смятение, потом нажал на кнопку магнитофона, раздались жуткие жалобные звуки, по сравнению с ними самая мерзкая современная музыка казалась верхом гармонии, и начал проламывать двойную перегородку из монолитных блоков. Телефон сегодня ночью тоже не работал.
И в эту минуту я вдруг почувствовал, может, из-за нелепого наряда или из-за моих собственных теней, плясавших по стенам в свете факела, что меня обступили странные видения, на весь этот бедлам слетелись вампиры, жадные, выжидающие, но мне было не до них, через несколько минут я проделал в стене дыру, достаточно большую, чтобы в нее пролезть. Теперь оставалось проверить мою гипотезу: поддались они паническим слухам о возможном обвале биржи, вернули сбережения домой, или нет? Бокс был пуст, там стоял только стеллаж с какими-то книжками или тетрадками и сейф.
Раньше мне часто снились старики, снилось, что объявили войну, войну стариков, надо было истребить лишнее население, я видел, как мои дедушка с бабушкой убивают друг друга, дедушка протыкает грудь бабушки огромной рапирой, и алая кровь течет у нее изо рта и из носа. Один психоаналитик сказал, что это была абсолютно здоровая защитная реакция на мир взрослых, мир, не внушавший ребенку ничего, кроме недоверия и подозрений. Я закрепил взрывчатку на дверце сейфа, я казался себе супервзломщиком, тот спец, что мне ее продал, не слишком расщедрился на советы, мне интересно было взглянуть на результат, и, когда я поджигал фитиль, на лестнице кто-то закричал.