И славная ватага
Гремит мечами тут,
Четыре злых варяга:
Бьерн, Сигурд, Свен и Кнут.
А у соседа дочка —
Красотка Офирель,
Прекраснее цветочка
Я не видал, поверь!
И не было хоть битвы,
Но все ж попали в плен
Великий викинг Литте,
Бьерн, Сигурд, Кнут и Свен.
А эту сагу скальды
Поют и так, и сяк,
Где бьет в седые скалы
Холодный Скагеррак.
Чудовищный ливень, который обрушил на Гекубу тайфун Полина, имел свои последствия и для пленников. Выступление пришлось отложить, хотя это же давало возможность лучше к нему подготовиться.
Промозглая сырость пропитала волокнистое Гекубье тело, ночью кое-где седая плоть ее покрывалась тонким налетом инея. Днем повсюду горели яркие, как неоновые рекламы, радуги, самым невероятным образом сплетаясь в причудливые узоры. Лира Офирель, впрочем, утверждала, что именно эти сочетания наиболее вероятны.
Как-то в четверг звездонавты целую минуту могли любоваться изящной надписью «Метизы», переливающейся яркими красками среди окружающей зыби. Странное слово плавно разъехалось на части, из которых тут же родилось новое: «Культтовары», затем все потонуло в хаосе. Необразованные разбойники недоумевали по поводу редких оптических явлений, но вынуждены были верить авторитетным объяснениям Лиры.
Дин Крыжовский, хотя и не подавал вида, что знает, откуда взялись «Метизы», но догадывался, что Стойко Бруч продолжает исследование лямбда-лучей, недаром же он, несмотря на то что сезон давно закончился, упорно требует на завтрак живых устриц, а на десерт неизменно заказывает прежде нелюбимые грецкие орехи. Что делать, только через кухню инженер Бруч мог получать необходимое ему остродефицитное оборудование.
Корабль хоть и выдержал налет дождя, но отсырел снаружи и, что опаснее, — изнутри. Разбухшие переборки сделались мягкими и дряблыми. Гомеостаз «Конан Дойла» был серьезно нарушен, тральщик расхворался всерьез.
В неположенных местах развелось неслыханное количество излишних и просто вредных агрегатов. Так, на второй день после дождя из правой тормозной дюзы начался исход богомолов-регулировщиков. Нашествие приняло угрожающие размеры и было остановлено лишь массированным применением инсектицидов. Положительной стороной инцидента явилось то, что на богомолов удалось списать пропавшего без вести Модеста фон Брюгеля. Сююр-Тук Эфенди углядел среди груд отравленных богомолов золотой погон и пуговицы. Вещественные доказательства были представлены Иде Клэр, и назначенная диктатором туманности комиссия заключила, что канонир пал в неравной схватке с кусачими тварями.
На «Конан Дойле» был объявлен трехдневный траур, продолжавшийся ровно сутки, ибо вечером следующего дня случилось очередное ЧП. Экипаж занимался эмоциональной акробатикой, когда в помещениях резко поднялась температура. Обливаясь потом, космоплаватели принялись наполнять малый бассейн, решив окунуться в прохладный сок. Но из обоих кранов, обозначенных петроглифами «Гор» и «Хол», вялой струей пошел теплый с пряным запахом сироп.
Выбив дверь в соседнюю полость, капитан изумленно остановился, не решаясь войти: пол и стены кишели растущими отовсюду желтыми и зелеными шарами. Цепкие щупальца-усы дрожали от нетерпения в воздухе, выбирая очередную точку опоры. Огромные листья, покрытые снизу мелким жестким ворсом, разворачивались, шурша словно газеты на типографском станке. Превращенная в бахчу дыхательная полость начала мелко подрагивать стенами и потолком. Затем толчки распространились на соседние отсеки и полости, объемы и помещения. Корабль сотрясался в неудержимом ознобе.
Аварийная ситуация заставила вернуться к действительности пребывающую в трауре Иду Клэр. С горечью признав свою некомпетентность, корсаресса была вынуждена всю полноту власти временно вернуть Дину Крыжовскому. По приказу командира в рубке появился плакат: «Все на уборку овощей!» Переодевшись в облегченное платье, экипаж бросился на штурм изобилия.
Незаменимым помощником по борьбе с дикорастущими овощами оказался добровольно вышедший на жатву Каркас. Крокодильего захвата челюсти изголодавшегося налетчика в работе напоминали картофелеуборочный комбайн средней производительности. Бобовые, пасленовые, злаки — все сдавалось натиску его зубов, позади вдохновенно жующего корсара оставалась лишь полоса свежевспаханной дымящей земли.
Чем глубже удалялись уборочные бригады, тем богаче становилась и тайная добыча Стойко Бруча. Ежедневно изобретатель выносил, спрятав на теле, то пару водяных скорпионов, то баночку с вожделенным поверхностно-активным илом.
В тот день, когда взбунтовавшаяся растительность была окончательно усмирена, победители торжественным маршем прошли по анфиладе центральных отсеков, неся над собой срубленные в последнем бою стебли борщевика-гераклеума. Ида Клэр приветствовала шествие с порога кают-компании. Если б она только знала, что коварные астронавты несут не просто боевые трофеи, но трубы для почти готового смесителя! Но технически неграмотная захватчица не догадывалась ни о чем и потому была неприятно поражена, когда на следующий день рано поутру неожиданно взревели дюзы.
* * *
Дюзы повсеместно ревут на страницах космически-художественных произведений, и опытный читатель, заслышав их вой, облегченно вздыхает, ибо знает, что приближается счастливая развязка.
Не так обстоит дело в жизни. На этих правдивых страницах однажды уже звучала победная песнь двигателей. И что же? Дело закончилось гибелью Стриббсов Петуховых, всех троих. И в этот раз Гекуба не собиралась сдаваться. Серые волны взметнулись навстречу беглецу, едва челюсти звездохода перекусили пеньковые стенки темницы. «Конан Дойл» окутался защитным облаком, клубы вируса мягко столкнулись с притворно нежной мякотью Гекубы. Плотность перерожденного пространства была слишком мала, и аннигиляция протекала спокойно. С легким шипением обе волны исчезли. И сразу Гекуба заволновалась, устремилась внутрь себя, стремясь поглотить и заделать болезненную живую каверну.
Смеситель работал на полную мощность, сотрясая упругие бока космороллера. Дюзы ревели.
Разбуженная шумом Ида Клэр сначала ничего не могла понять, но потом, заметив в иллюминаторе оборванные концы сети и удаляющийся во мглу корпус шхуны, взвизгнула и, выдернув из-за корсажа боцманскую дудку, протрубила тревогу. Шхуна, словно в день абордажа, ощетинилась копьями. Пираты внутрикорабельные, зажав в зубах искривленные абордажные сабли, выстроились вокруг предводительницы и кинулись на штурм рубки.
Они неслись по плавно изогнутым проходам, сотрясая воздух издревна забытыми проклятиями. И вдруг до их слуха донеслись ругательства еще более изощренные. Лимонно-лиловая, желто-сине-зеленая масса крикливых несуществующих птиц затопила помещение, отрезала бандитов друг от друга, оглушила, раскидала по каютам и заперла их там, связанных по рукам и ногам.