Первый месяц Шооран попал на выучку к оружейнику. По нескольку часов в день тот тренировал его, заставляя упражняться с разными видами оружия, а потом, когда учитель уходил на покой, Шооран превращался в мастерового и вместе с подневольным людом ремонтировал доспехи, правил клинки, вытачивал костяные пики. Шоорана не допускали лишь к работе по камню. Рыхлый камень оройхонов не годился в дело, а покупной кремень, добывавшийся на кресте Тэнгэра, стоил крайне дорого, и обрабатывать его могли только самые опытные мастера. Вообще-то, мастера камнерезы жили в стране старейшин и не выходили с креста кроме как в праздник мягмара, но и в земле вана были свои оружейники способные починить сломавшийся наконечник копья или заново отполировать затупившийся нож.
Когда обучение закончилось, Шоорана стали назначать в охранение на мокрый оройхон. Тут-то и выяснилось, что никакой особой свободой рядовые цэрэги не пользуются. Охрана курсировала вдоль поребрика только днем и обязательно парами, к далайну же не выходила вообще. Неудивительно, что шайки изгоев легко избегали встреч с ними.
Сказочная жизнь цэрэгов на поверку тоже оказалась довольно обыденной. Цэрэги жили в алдан-шаваре, носили удобную одежду, много и хорошо ели, но Шооран за годы отшельничества привык ко всему этому и был разочарован. Собеседниками сослуживцы Шоорана оказались никакими, и если бы не сказитель Киирмон, Шооран попросту заскучал бы. О том, чтобы обзавестись семьей Шооран не думал, вина старался не пить, а в игре в кости, которой азартно предавались другие цэрэги, не нашел никакого удовольствия. Неудивительно, что встреча со сказителем стала для Шоорана спасением.
Сказитель Киирмон жил вместе с цэрэгами, развлекал их игрой на суваге да скабрезными историями про женитьбу Ёроол-Гуя, и учил богатых детей, рассказывая старинные легенды. О самом себе Киирмон говорил уклончиво, так что можно было подумать, что прежде он был чуть ли не одонтом. Но с другой стороны получалось, что сказитель немало побродил изгоем, был своим человеком среди разбойников, побывал на каторжных работах и не раз обедал с самим царственным ваном. А что делать, если с давних времен повелось, чтобы главным действующим лицом любого анекдота рассказчик называл себя?
Шооран, сам испытавший и богатую и нищенскую жизнь быстро сошелся с пожилым сказочником. Они встречались где-нибудь, Шооран и Киирмон с неизменной чашей в руках и рассказывали друг другу истории, перемежая правду и вымысел. Шооран рассказывал легенду о хохиуре, которую так любил Хулгал, и легенду о дурне Бовэре, рассказанную старым илбэчем, а в ответ слышал сказку о сроке жизни, легенду об упрямом илбэче, а потом и шепотом рассказанную историю о цветке туйвана, за которую в землях вана можно было поплатиться головой.
С простыми земледельцами Шооран не мог сойтись. Когда он появлялся на пороге палатки, хозяева сгибались в заискивающем поклоне и немедленно соглашались с любой его фразой, даже не пытаясь вникнуть в смысл слов. Если в семье были молодые девушки, их немедленно старались прихорошить и вытолкнуть вперед, так что эти непрерывные смотрины прочно, хотя и ненадолго отвратили мысли взрослеющего Шоорана от прекрасного пола. К тому же у Шоорана оказался тонкий слух, и он разбирал, что говорят за его спиной подобострастные земледельцы и радушные мамаши оройхонских невест.
Однажды возбужденный и непривычно трезвый Киирмон явился к Шоорану и с порога заявил:
— К нам пришел Чаарлах!
— Кто это такой? — безразлично спросил Шооран.
С утра он был в дурном настроении. Близился мягмар, со времени постройки последнего оройхона прошло больше двух месяцев, а он, ничего не делая, терял время на службе у вана.
— Как?! — вскричал Киирмон. — Ты не знаешь Чаарлаха? Это же лучший сказитель страны! Он единственный полностью знает историю сотворения мира, говорит он, не подыгрывая на суваге, а когда начинает рассказывать байки, люди падают от смеха в нойт. Послушать Чаарлаха — большая удача. Я знаю, что ты толковей других и потому зову тебя.
— Так он наверняка в покоях у одонта, — сказал Шооран. — Кто меня туда пустит?
— Чаарлах сидит на мокром оройхоне. Еще ни одному одонту не удавалось зазвать его к себе. Чаарлах говорит, что если ван захочет слушать его истории, он не должен бояться промочить ноги.
— Идем, — сказал Шооран, вставая.
Через две минуты он был готов и вышел к ожидавшему Киирмону. При виде Шоорана тот ахнул:
— Доблестный воин, ты что же собрался идти на земли изгоев в доспехе? Цэрэгов там не любят, особенно когда они ходят в одиночку.
— Я иду не воевать, а слушать сказителя, — возразил Шооран. — Чаарлах приглашал к себе вана, неужели он откажет цэрэгу?
— Как знаешь, — сказал Киирмон, — но я бы не рискнул идти так.
К началу представления они опоздали. Маленький плешивый старичок уже сидел на застеленном кожей камне лицом к недалекому далайну, а вокруг расположились несколько дюжин слушателей. При виде цэрэга по толпе прошло волнение, несколько человек приподнялись было со своих мест, но Чаарлах движением сухой руки навел порядок. Шооран и Киирмон, выбрав место, расстелили принесенные лоскутья кожи и уселись. Старикашка громко, так что всем было слышно, рассказывал правду о сотворении мира. Рассказывал иначе, чем другие, не боясь задать вопрос. Срединные века имели начало и конец — как Тэнгэр успел вырыть далайн, не имеющий дна? И где взял столько воды? И если у далайна действительно нет дна, то во что упираются восемь столбов, увенчанных суурь-тэсэгами? Или Тэнгэр продлил далайн до тех глубин, куда стремятся падающие тела, и потому потерявшая вес влага не выливается? И на все вопросы сказителя Тэнгэр насмешливо отвечал: «Нет, я сделал иначе, а как — тебе, не бывшему рядом, не догадаться вовек».
Такого рассказа Шооран прежде не слыхивал, а ведь он и сам не раз гадал, почему влага не выливается из далайна, если у того нет дна.
Когда рассказчик умолк, из толпы раздался громкий молодой голос:
— Отец, расскажи про объевшегося чавгой!
— Нет, — усмехнулся Чаарлах. — Сегодня будет другая сказка — про непобежденного жирха.
По толпе прошла волна, все уселись удобнее и вновь приготовились слушать. Сказки про жирха не знал никто. Чаарлах начал торжественным речитативом, каким рассказывают о сотворении мира и других великих делах:
Окончив строительство и на бессчетные века избавившись от Ёроол-Гуя, старик Тэнгэр вернулся к алдан-тэсэгу, чтобы наконец вкусить отдых. Но оказалось, что место на алдан-тэсэге занято — пока хозяина не было, мелкий жирх вполз на вершину и разлегся поперек алдан-тэсэга. Тэнгэр наклонился и дунул, чтобы очистить место, но жирх вцепился в сиденье всеми своими ножками, которых у него много больше, чем нужно для ходьбы, и не слетел. Тэнгэр хотел раздавить непрошенного гостя пальцем, но жирх сказал ему:
— Я вонючий жирх, и если ты раздавишь меня, то благоуханный алдан-тэсэг станет смердеть во веки веков. Будет ли тебе приятно думать о вечном среди вони?