Шарлотта поняла резонность такой позиции и неохотно признала это:
– Наверное, на месте защитника я посоветовала бы то же самое. Правда не помогла бы.
Тамар скорчила гримаску.
– Благодарю за доверие.
– А вы рассказывали об этом судье Стаффорду?
– Да, но не знаю, поверил ли он мне. По его лицу и манерам ничего было не понять.
– А кому еще вы об этом рассказывали?
Тамар встала и подошла к окну. Солнечный свет резко высветил ее черты, каждую линию, подчеркнув гладкость кожи лица, и оно показалось Шарлотте еще красивее, чем прежде, – взволнованное и искреннее.
– Я рассказывала об этом всем, кто имел хоть какой-то вес, кто хотел меня выслушать. Защитнику Бартону Джеймсу, а до него Эбенезеру Мургейту, поверенному Аарона. – Она смотрела в окно прямо перед собой. – Я даже пошла к Адольфусу Прайсу, но он повторил доводы Бартона Джеймса: если я заявлю об этом на суде, он воспользуется моим заявлением в своих собственных целях. Я ему поверила. Я была также в Апелляционном суде, но никто не выслушал меня, за исключением судьи Стаффорда.
– А почему он отнесся к вам иначе? – с любопытством спросила Шарлотта. – Почему он собирался опять вникнуть в это дело по прошествии пяти лет?
Тамар повернулась и пристально на нее посмотрела.
– Я не вполне уверена, что собирался, но мне кажется, он поверил мне относительно Кингсли, только он один. Он также задал мне несколько вопросов относительно того, когда Аарон ушел из театра и когда ушел Кингсли, но не объяснил, почему спрашивает. Поверьте, миссис Питт, я просто голову сломала, чтобы понять, почему он собирался снова открыть дело. Если бы знала, то могла бы теперь изложить свои соображения судье Освину. У него раз или два был такой вид, словно он согласен выслушать мои доказательства, но каждый раз мужество ему изменяло.
– Мужество?
Тамар рассмеялась, резко и оскорбленно:
– Вряд ли кому сейчас понравилось бы, если бы вдруг заявили, что Аарон ни в чем не виноват. Вы только подумайте! Какой позор, какое смятение умов для тех, кто тогда допустил ошибку – и в таком деле, последствия которого не изменить! Но хуже всего – какой позор для судопроизводства и закона… – Гнев ее уступил место сожалению. – Вот это и есть самое неприятное в деле о смерти судьи Стаффорда. Он был мужественный и честный человек, поэтому и умер.
Шарлотта глядела на эту женщину, чье лицо выражало страстную убежденность в своей правоте. Может, именно это тронуло Стаффорда – сила ее убежденности? Причем гораздо больше, чем свидетельства, прозвучавшие тогда на суде? Или он просто хотел успокоить ее раз и навсегда, уберечь от ненужного смятения общество, спасти доброе имя закона?
– Но если это не Аарон, – громко спросила Шарлотта, – тогда кто же?
Тамар улыбнулась: ей было и смешно, и больно.
– Не знаю. Не могу поверить, что это был Джошуа, хотя некогда мы были… близки. – Она употребила деликатное слово, позволив догадаться о более глубоком его смысле. – Но к тому времени между нами все было кончено. Наши отношения были следствием родственности натур и молодости. Полиция подозревала, что он мог сделать это из ревности, но я в это никогда не верила – только не он. Полагаю, что убийцей мог быть только Девлин О’Нил, но их ссора должна была носить более серьезный характер, чем перебранка из-за пари, заключавшегося в нескольких гинеях.
– Он женился потом на Кэтлин Блейн, – заметила Шарлотта. – Может быть, он был тогда в нее влюблен?
– Может быть. Это не исключено.
– Она была богата?
– Как вы практичны! – Тамар удивленно вскинула брови. – Да, думаю, что так, или, во всяком случае, у нее были очень хорошие виды на будущее. Она, кажется, единственная дочь, а старый Проспер Харримор богат – по нашим меркам.
– А у мистера О’Нила были деньги?
– Боже милостивый! Нет, конечно. Ему хватало только на то, чтобы вести красивый образ жизни в течение недолгого времени. – Она опять села напротив Шарлотты. – Он арендовал комнаты и был постоянно должен портному и поставщику вина, как все привлекательные и праздные молодые люди.
– Так, значит, он немало выиграл в результате смерти своего друга?
Тамар колебалась, но только мгновение.
– Да, наверное. Это, конечно, неприятная правда, но, возможно, имеющая под собой некое основание. Короче говоря, я просто не вижу, кто еще бы мог на это пойти, если только не какой-то случайный грабитель… – Она не закончила фразу, словно знала, что такое предположение бессмысленно.
– Случайный человек, который распинает свои жертвы? – скептически отозвалась Шарлотта.
– Нет, конечно, – согласилась Тамар. – Не знаю, почему бы О’Нил пошел на убийство, разве только чтобы возложить вину на кого-нибудь из евреев.
– Вы поддерживаете контакты с Девлином О’Нилом?
– Сейчас – нет. Да и зачем?
– Дело в том, что лучший способ узнать об этом деле – воспользоваться его помощью.
– Но он вряд ли расскажет нечто такое, что бросит вину на него самого.
– Может быть, ненамеренно… – предположила Шарлотта. – В любом случае правду мы можем узнать только от тех, кто ее знает.
Лицо Тамар внезапно оживилось, в глазах промелькнула искра надежды.
– И вы готовы за это взяться?
– Конечно, – ни минуты не колеблясь, ответила Шарлотта.
– Тогда, значит, нам надо попросить Клио, чтобы та ввела вас в дом к Харриморам. Она еще встречается с Кэтлин, и это будет нетрудно.
– Не «нам», я думаю, – поправила ее Шарлотта. – Это должно выглядеть как чистая случайность. Никто не должен знать, что у меня к этому делу есть какой-то интерес.
– Да, конечно. Глупо с моей стороны. Я познакомлю вас с Клио. Ее сегодня утром нет дома, но как-нибудь вскоре… И она вас приведет к ним.
– Отлично! Объясните ей, что нам требуется и почему, и я сделаю все, что в моих силах.
Когда Шарлотта начала откровенный разговор с Тамар, Кэролайн сочла, что ее присутствие необязательно, тихонько подошла к двери, открыла ее и выскользнула вон. Она спустилась по лестнице и оказалась в коридоре около комнаты Джошуа Филдинга. Подняла руку, уже готовая постучать, прежде чем поняла, как она неосмотрительна и навязчива и что ведет себя совсем не так, как ее воспитывали, вопреки всему, чему она сама когда-то учила дочерей. Если бы Шарлотта вела себя так, сама Кэролайн пришла бы в ужас.
Движимая внезапно вспыхнувшим самолюбием, она отступила на шаг от двери. Ее поведение покажется странным, неумным; ей необходимо уйти, опять спуститься по лестнице, надеясь, что никто не спросит, почему она отсутствовала. Кэролайн повернулась и уже прошла половину коридора к лестнице, но наверх, навстречу ей, взбежала Миранда Пассмор.