– Тогда мне надо прибегнуть к другим средствам, чтобы выяснить правду, – согласился Томас. – Благодарю вас и желаю удачного дня.
– Доброго дня, сэр, и удачных поисков.
Только в середине дня Питт получил возможность увидеться с судьей Игнациусом Ливси. Инспектора провели к нему в контору. На улице уже похолодало, и Питту было приятно войти в теплую комнату с хорошо растопленным камином и богатыми коврами, бархатными драпри, надежно загораживающими хозяина от внешнего мира; с резной, богато украшенной каминной полкой, что говорило о достатке и комфорте, с книгами в кожаных переплетах, бронзовыми статуэтками, блюдами мейсенского фарфора, которые вносили в обстановку оттенок изящества и роскоши.
– Добрый день, Питт, – любезно приветствовал его Ливси. – Как продвигается расследование причин смерти бедняги Стаффорда?
– Доброе утро, сэр. Пока не очень плодотворно. Оказалось, что каждый, у кого есть несколько лишних пенсов, может без труда приобрести опиум. И его покупают главным образом бедняки – как мне сказали, чтобы успокоить крикливых младенцев и помочь страдающим разнообразными болезнями, иногда даже не совместимыми друг с другом.
– Неужели? – поднял брови Ливси. – Но это же так трагично. Здоровье общества – одна из самых важных и насущных наших проблем, вместе с невежеством и бедностью… Однако вы узнали хоть что-нибудь в результате своих поисков опиума?
– Совсем ничего, – признался Питт.
– Пожалуйста, садитесь и располагайтесь поудобнее, – пригласил его Ливси. – На улице стало холодно, как мне доложил клерк. Немного рано, но не хотите ли чашку чая?
– Да, с большим удовольствием, – принял приглашение Томас, садясь в большое кожаное кресло напротив Ливси, восседавшего за письменным столом.
Судья нажал кнопку на стене рядом с собой, и через минуту вошел клерк. Ливси попросил принести две чашки чая, откинулся назад и с любопытством оглядел инспектора.
– Что же снова привело вас ко мне, мистер Питт? Я ценю любезность, с которой вы сообщаете мне о том, как продвигается расследование, даже если оно не продвигается. Но мне кажется, что это не все, о чем вы хотели мне поведать.
– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, сэр, все, что можете припомнить о том вечере, когда умер судья Стаффорд. С того самого момента, как вы встретились в театре.
– Разумеется, хотя не уверен, что это может в чем-то помочь. – Ливси сложил руки на животе, его тяжелое лицо было спокойно. – Я приехал в театр минут за двадцать до начала спектакля. Было чрезвычайно многолюдно, что естественно. Так всегда бывает в подобных заведениях, когда пьеса хоть сколько-то интересна, а тогда должна была идти популярная вещь и с прекрасными актерами. – Он снисходительно и с легким презрением улыбнулся. – Конечно, как всегда, на балконах и галерке теснились проститутки, разодетые в потрясающе яркие цвета. На расстоянии это зрелище великолепно, и мужчины пожирали их глазами, а некоторые шли значительно дальше. Однако это совершенно обычная вещь, и вы сами, несомненно, не раз наблюдали подобную картину.
Вернулся клерк с подносом, на котором стоял серебряный чайник с изогнутым, как лебединая шея, носиком, серебряный же сливочник, сахарница со щипцами, две чашки китайского фарфора с блюдцами, полоскательница и серебряное ситечко. Две серебряные ложечки были украшены вверху перламутровыми раковинками. Ливси рассеянно поблагодарил клерка и, как только тот исчез, беззвучно затворив за собой дверь, разлил чай.
– Я заметил одного-двух знакомых, – продолжал он рассказ, глядя на Томаса с едва заметной усмешкой. – Полагаю, что кивнул в знак приветствия одному-двум, а затем прошел в свою ложу. Часто я приглашаю к себе в ложу гостей, но на этот раз жена не смогла со мной поехать, и я остался в одиночестве. Очевидно, поэтому и решил в перерыве навестить Стаффорда, но, обменявшись с ним любезностями, ушел. – Он с наслаждением пил чай – то был «Эрл Грей», тонкий, ароматный и дорогой напиток.
– А почему, сэр? – Питт несколько выпрямился в кресле.
– Он пошел в курительную комнату, – отвечал Ливси, слегка покачав головой и улыбнувшись. – Очень шумное место, мистер Питт, и слишком общественное. Место, куда удаляются джентльмены, чтобы покурить, если есть желание, или укрыться на несколько минут от женского общества и, возможно, поболтать друг с другом, обсудить дела, если понадобится. Там было очень много народу, некоторые особы весьма скучны, и я не желал портить себе вечер. Я заглянул туда, но не остался.
– А вы не заметили, был ли там мистер Прайс?
Лицо Ливси омрачилось.
– Понимаю, почему вы спрашиваете, мистер Питт. Но, как и любой более или менее здравомыслящий человек, я пытаюсь избегать подобных мыслей. Да, он был там и разговаривал со Стаффордом. Вот и все, что я успел увидеть. Не могу, однако, сказать, что у него была возможность даже дотронуться до фляжки. Лично я не видел, чтобы Стаффорд из нее пил. Сомневаюсь, что он вообще доставал ее из кармана во время антракта. Гораздо вероятнее, он пил из нее в темноте и недоступности собственной ложи. Так бы поступил и я, предпочитая, чтобы меня не видели за этим занятием в общественном месте, или в буфете, где продаются напитки. – Он по-прежнему смотрел на Питта с улыбкой, но уже печальной, как бы комментируя свои соображения насчет слабостей человеческих, не свойственных ему самому. – Вы понимаете меня?
– Да, – подтвердил Томас, попивая чай мелкими глотками.
Все понятно и чрезвычайно логично. Он сам никогда не носил с собой фляжек со спиртным, это было совершенно не в его привычках и просто не могло прийти в голову, но если бы носил, то, конечно, пил бы из нее потихоньку, в одиночестве, в замкнутом пространстве театральной ложи, а не в многолюдной курительной.
– А как держался судья?
– Он был задумчив, – ответил Ливси после минутного размышления, словно пытаясь оживить в памяти всё до мельчайших подробностей. Затем нахмурился. – Возможно, что-то его заботило. Думаю, Прайс отметил то же самое – если, конечно, он был в настроении наблюдать.
Питт колебался, думая, следует ли сейчас говорить напрямик или же несколько завуалированно, – и решил дело в пользу откровенности.
– Как вы думаете, он мог отравить Стаффорда?
Ливси сделал резкий вдох и медленно выдохнул.
– Сожалею, но это было явно возможно, – ответил он, наблюдая за Питтом сквозь полуопущенные веки, – если уже несомненно, что Стаффорд был отравлен. – И опять отпил чаю.
– Да, это несомненно – во всяком случае, для сомнений веской причины нет. Это не такая доза, которую человек может принять, чтобы успокоить боль, причиняемую какой-нибудь болезнью, или же для того, чтобы позабыть на время об испытаниях и разочарованиях, доставляемых реальной действительностью. И случайно опиум не принимают.
Питт тоже отпил из своей чашки, будучи не совсем уверенным, что чай ему нравится. Тяжелые занавеси заглушали уличный шум. Инспектор слышал тиканье часов на книжном шкафу.