Затем достал из сумки один из двух комбинезонов, отдав предпочтение зеленому перед черным, натянул его на себя поверх другой одежды, перекинул сумку через плечо и быстро пошел вдоль дороги, всматриваясь в следы. В одном месте было четко видно, что здесь недавно останавливалась машина, но после короткой паузы продолжила движение. Отпечатки подошв на мягкой почве вели в ту сторону, где, как я знал, находился сам дом — до него оставалось метров триста через лесок.
В своих действиях я исходил из того, что Лавинг уже здесь.
Еще раз изучив землю вокруг, я обнаружил наиболее логичный путь, которым он двинулся дальше. Потом, перемахнув через приземистую каменную ограду, способную остановить только самых пугливых и нерешительных зверей, я стремительно последовал по стопам Лавинга. Большинству людей не удалось бы различить его след. Мне же он открылся явственно благодаря одному из моих многолетних хобби.
Мне тогда только перевалило за двадцать, и я учился в Остине, штат Техас, получая еще одно высшее образование. Любитель пеших походов, обалдевший от неподвижного образа жизни усердного студента, я записался в университетский клуб спортивного ориентирования. Этот вид спорта, зародившийся в Швеции, состоит в том, что, вооружившись подробной картой и компасом, нужно проложить себе путь в совершенно незнакомой местности, обязательно проходя через контрольные пункты, где твою карту участника помечает либо дежурный, либо электронное устройство. Побеждает тот, кто первым доберется до «двойного кольца» — конечного пункта маршрута, обозначенного на карте.
Мне очень полюбилось это занятие — я до сих пор иногда принимаю участие в соревнованиях — как возможность порой отвлечься от бесконечного сидения в классах за компьютером или заумными учебниками.
Там же, в Остине, я подружился с другим любителем ориентирования — агентом Управления по борьбе с наркотиками. Он был настоящим следопытом — то есть умел отслеживать передвижения людей по оставленным им приметам, в основном нелегальных иммигрантов и транспортировщиков наркоты. Меня заинтересовал его опыт. Следопыты не проводят чемпионатов как таковых, но офицеры пограничной службы и УБН проводят регулярные совместные тренировки. На одну из них мой приятель пригласил меня.
Чтение следов потом представлялось мне чем-то вроде огромной настольной игры, происходившей на открытом пространстве, в которой ты сам уподоблялся одной из фигур на доске. Я стал настоящим энтузиастом этого дела, и когда не было возможности соревноваться в ориентировании с другими, устраивал себе самостоятельную проверку навыков, выслеживая зверей или туристов, хотя они, конечно же, не подозревали, что кто-то тайком идет за ними. Я даже немного подрабатывал в УБН. По выходным, когда они устраивали свою очередную тренировку, мне поручалось изображать «мула» с грузом наркотиков и пытаться обмануть следопытов из управления. И в этом я добился немалых успехов: овладев всеми их приемами, я умел так же хорошо заметать следы, как и «читать» их.
Потом эти навыки не раз пригодились мне в работе «пастуха».
Их же я использовал и сейчас, внимательнейшим образом всматриваясь в почву и растительность в поисках отметин, оставленных Лавингом. Порой они были едва различимы. Упавшая на землю ветка, перевернутая вниз выгоревшей на солнце поверхностью, камень или олений помет не на своем месте, груда листьев там, где ей быть не положено.
Один из постулатов науки следопытов состоит в том, что сам характер местности на 90 процентов определяет направление движения преследуемого. Как правило, достаточно найти наиболее легкий из возможных маршрутов, чтобы с уверенностью предполагать, что именно им продвигается ваша цель. Но с Генри Лавингом все обстояло иначе. Этот человек мог избрать наименее прямой и очевидный путь, тот, что показался бы вам совершенно нелогичным и более трудным.
Но и его стратегию я понял, обнаружив, что он периодически останавливается и оглядывается по сторонам, явно опасаясь преследователей.
«Рациональная иррациональность»…
И теперь, разобравшись в стремлении Лавинга следовать более трудным путем по возвышенным местам, чтобы вовремя обнаружить противника и вступить с ним в бой, я сам начал двигаться гораздо быстрее, поскольку он не мог предполагать, что кто-то будет в точности повторять его маршрут сквозь густую чащу. Лавинг продирался сквозь заросли форситии, сплетения кудзу и плюща, кусты ежевики и других растений, названий которых я никогда не знал.
Порой я останавливался и вслушивался. Собаки реагируют сначала на запах, потом на звук и в последнюю очередь пускают в ход зрение. Люди устроены иначе, но слух тоже можно считать их вторым по значению органом чувств. Слушать нужно всегда и очень чутко. Убегающая от вас добыча шумит, как издает шум и тот, кто собирается вас атаковать (кстати, люди имеют тенденцию издавать самые громкие звуки именно в решающие моменты в отличие от представителей животного мира). Поначалу вам может показаться, что трески и шуршания доносятся до вас отовсюду. Но не нужно слишком много времени, чтобы научиться распознавать эхо, оценивать дистанции и определять в большей или меньшей степени точности, откуда именно исходит звук.
Уже через несколько секунд после очередной остановки я различил легкое похрустывание впереди себя. Быть может, это ветки терлись друг о друга под усилившимся ветром, или это был олень, или же человек, намеревавшийся похитить шестнадцатилетнюю девочку.
Затем примерно в ста метрах от себя, там, где плескалась о берег вода, я увидел дом Картера. Внимательно пригляделся. Никакого движения, кроме покачивания веток деревьев под напором ветра.
Подошел чуть ближе.
Остановился и всмотрелся еще раз.
Но только уже находясь метрах в тридцати от дома, я заметил Лавинга.
Да, это определенно был «дознаватель». Мне удалось мельком разглядеть его лицо. На нем была та же — или очень похожая — одежда, что и накануне, когда мы встретились в устроенной для него ловушке. Оружия при нем я не видел, потому что обе руки он сейчас использовал, чтобы раздвигать кусты и отводить в стороны ветки как можно бесшумнее. Я надеялся теперь застать его врасплох на дорожке к крыльцу, где он будет не так осторожен, как в самом доме. Он знает, что внутри может подстерегать опасность. Ведь ему, безусловно, известно, что Билл Картер — бывший полицейский, а значит, наверняка вооружен.
Вот теперь Лавинг достал свой пистолет и аккуратно передернул затвор, проверяя готовность оружия к стрельбе.
Я тоже извлек «глок» из кобуры и двинулся вслед.
При этом невольно подумалось: что сказал бы Уэстерфилд или кто угодно другой, наблюдая за этой сценой? Разве моя основная задача не состояла в том, чтобы как можно скорее увезти отсюда своих клиентов, которые прятались метрах в трехстах от дома?
Так какого же лешего я вместо этого продолжал охоту на преступника?
«Существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и сами готовые напасть на любых хищников, какими бы крупными и многочисленными они ни оказались…»