— Прошу! — Скатцев кивком головы пригласил Степана к дочери, но сам остался в холле.
Очень любезно с его стороны.
Степан зашел в комнату в готовности присесть или уклониться в сторону — в зависимости, под каким углом и на какой высоте прилетит в него импровизированный метательный снаряд. Но, похоже, Лена исчерпала весь «боезапас». Стол пустой, на шкафу и на тумбочке тоже ничего. Даже стула в комнате нет, который можно было бы запустить в нежеланного гостя. Впрочем, из тумбочки можно выдернуть ящик, из стола — тоже… Но до стола на одной ноге быстро не допрыгаешь, до шкафа — тем более…
— Бесишься? — невозмутимо, с едва заметной насмешкой спросил он.
— А-а, это ты! — ехидно спросила Лена.
Она сидела на кровати, натягивая на голову подушку. То ли опасалась ответного броска, то ли таким образом затыкала уши, прежде чем истерично завизжать.
— Я.
— А почему с пустыми руками? Я, между прочим, есть хочу, — отбросив за спину подушку, сказала она.
Степан кивнул и вышел из комнаты. Игорь Петрович слышал их разговор, поэтому не стал ничего спрашивать. Он велел вернуться к дочери, а сам отправился на кухню.
Степан зашел в комнату, сел на краешек стола, глянул на окно. Решетка на нем, возможно, ее установили совсем недавно, после побега.
— Чего молчишь? — спросила Лена.
— А что говорить? — равнодушно посмотрел на нее Степан.
— Ну, давай, стыди меня!
— Стыдить?
— Буйствую здесь, как буйнопомешаная?
— Мне-то что?
— Как это «что»? — беспомощно разозлилась она. — Зачем ты здесь?
— Отец твой попросил.
— И ты согласился?
— Как видишь.
— Что я вижу? Барана я вижу! Тупорогого барана!
Степан кивнул, как будто соглашаясь с ней, но ничего не сказал.
— Козел ты! Козлина!
Он снова кивнул. Дескать, лучше выслушивать пустые оскорбления, чем получить фарфоровой кружкой по голове.
— Я тебя ненавижу! — бесновалась Лена. — Ты мне всю жизнь изуродовал!
Степан удивленно повел бровью.
— Да, всю жизнь! У меня такие планы были, а ты все сломал! И ногу мне сломал! Я теперь всю жизнь хромать буду! — Она кричала, но смотрела на Степана уже не зло, а капризно. — Кому я такая нужна буду?
— А кому ты будешь нужна, если ты сама себе не нужна?
— Я себе не нужна?! — Она возмущенно распахнула глаза.
— Ну, не знаю, может, и нужна, — резко сбавил обороты Степан.
Он уже понял, что Лена ведется на показное равнодушие. Нельзя заискивать перед ней, от этого она только еще больше буйствует.
— Может, и нужна, а может, и нет… — также понизила она голос.
Какое-то время Лена о чем-то думала, затем спросила, с недовольством глядя на Степана:
— Чего ты молчишь?
— А что говорить? Я откуда знаю, нужна ты себе или нет?
— Ну, давай, давай, воспитывай! — подбодрила его она.
— Зачем? У тебя для этого родители есть…
— Вот-вот! Отца до инфаркта скоро доведу, да?
— Я не знаю.
— Мать на грани нервного срыва, да?
— Может быть.
— А она мне мать?
— Хочешь меня загрузить? — поморщился Степан. — А оно мне нужно?
В комнату зашел Игорь Петрович, столик-поднос у него, на тарелке что-то горячее и вкусно пахнущее. Увидев его, Лена скривила лицо в поисках громкого оскорбительно слова, но, глянув на Степана, спохватилась. Отец молча поставил поднос на стол и спешно ретировался. Насколько важным он казался на террасе, настолько беспомощным выглядел сейчас. Он боялся свою дочь, но при этом готов был и дальше унижаться перед ней. А может, он просто не хотел мешать Степану? Заметил сдвиг в поведении Лены и поспешил убраться, чтобы не раздражать ее лишний раз.
И Степан заметил этот сдвиг, только пока не мог сказать, положительный он или наоборот. Может, это какая-то уловка, что-то вроде затишья перед бурей.
— Ну, и дальше что? — сердито спросила Лена.
— А что дальше? — непонимающе пожал он плечами.
— Я с кровати подняться не могу! И стула у меня нет!
— Какой может быть стул, если у тебя голодовка? — съязвил Степан.
— Смешно! — скривилась она. И это при том, что шутка действительно развеселила ее.
— Думаю, аппетит я себе не испорчу.
Степан взял с подноса тарелку с жарким, зачерпнул из нее ложкой и похвалил:
— Вкусно!
Он не врал, блюдо действительно ему понравилось — нежное мясо и грибы буквально таяли во рту.
— Ты что делаешь? — большими круглыми глазами смотрела на него Лена. — Это мне!
— Тебе?! Ну да, тебе… — будто бы спохватился он. — А я думаю, почему ложка, а не нож с вилкой? А нож и вилка буйнопомешанным не полагаются. Извини, не понял!
— А там ложка?
— Ложка.
— Тогда это тебе! — Лена торжествующе улыбнулась, скрестив руки на груди.
— Ну, я не против…
Степан преспокойно доел жаркое, съел бутерброд с черной икрой, выпил чай.
— Знаешь, ты кто? — Она сердито хмурила брови, но при этом поджимала губы, чтобы не прыснуть со смеху.
— Извини.
Степан вышел из комнаты, вернулся с новой порцией, поставил столик-поднос на кровать так, чтобы он покоился у Лены над бедрами.
— Пошел вон! — беззлобно бросила она.
Степан и ухом не повел.
— Иди, говорю…
— Теперь услышал, — сказал он и вышел из комнаты.
В тот день Степан к ней больше не вернулся. Надо было выждать паузу в налаживающихся между ними отношениях. Возможно, он поступал неправильно, и наметившийся контакт надо было закрепить немедленно, но у него на этот счет было свое мнение.
Он пришел к Лене только на следующий день, и только после того, как она сама потребовала его. Сначала закатила детскую истерику, накричала на него, а потом призналась, что ей с ним интересно.
Но Степан еще не знал, уловка это или нет. Может, она вела с ним какую-то игру, чтобы перетянуть на свою сторону. Может, хотела, чтобы он достал для нее болеутоляющее «лекарство»…
«Джеб» в подбородок вывел амбала в аут, а рубящий удар в кадык добил его. Рядом с ним лег еще один громила, но этого вырубил Гурий. Удар у него что надо…
— Давай, в машину их! — потирая отбитый кулак, распорядился Феликс.