Где правда, брат? | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Где Михаил Севастьянович?

— Проблемы у него с ментами, я на хозяйстве остался.

— Я тебя не знаю.

— Достаточно того, что я все знаю. И Лекаря знаю, и… Все, больше тебе знать нельзя, — свысока усмехнулся Феликс.

Гоша Соломон занимался поставками наркоты, он контролировал все каналы, которые сам же и налаживал. Злой ему очень доверял, но все-таки Гоша предал его. Феликс знал человека, который работал в этой системе, он-то и сдал известные ему расклады. Через этого человека он и вышел на Соломона, жестко наехал на него, промыл ему мозги, ну и сделал предложение, от которого тот не смог отказаться. Теперь Соломон работал на него, именно поэтому Феликс и смог перекрыть Касатову краник.

Касатов напрямую с Соломоном не контактировал, поставки шли через Лекаря. На него Касатов и попытался выйти, когда закрылся краник, но достучаться до него не смог. Тогда он обратился к Злому, связался с посредником, которого прибрал к рукам Феликс.

Феликс сосредоточил в своих руках если не все, то большую часть веревочек, за которые когда-то дергал Злой, именно поэтому и состоялась встреча с Касатовым. Он поставил себе цель и упорно шел к ней. У него все на мази, и про Касатова он знает уже более чем достаточно. Если вдруг что, просто-напросто «замочит» этого «деловара» и поставит на его место своего человека.

— Я не могу выйти на Лекаря, — нервно сказал Касатов.

— Я его на другое звено переключил.

— Зачем?

— Это звено я уже контролирую, а тебя — нет. Но как только мы договоримся, так сразу же пойдет товар.

— А мы договоримся?

— А куда ты денешься?

— Хочешь поставить меня перед фактом? — неприязненно скривился Касатов.

— Ты уже стоишь перед фактом, — свысока усмехнулся Феликс. — Но у тебя есть выбор — стоять с гордо поднятой головой или стоять раком. Есть еще третий вариант, в двух метрах под землей… Людям не нравится, когда их ставят перед выбором, но ведь лучше стоять перед выбором, чем лежать без него, или я не прав?

— Где Михаил Севастьянович?

— Я же сказал, проблемы у него.

— Я хочу ему позвонить.

— Я тоже хочу, но пока это невозможно, — ровным голосом проговорил Феликс, холодно глядя на Касатова.

— Почему?

— Одно звено лопнуло, и на Михаила Севастьяновича вышли менты. Твое звено не лопнет?

— Мое звено? Нет, у меня ничего не лопнет.

— Уверен?

— Да.

— А вдруг в твоей схеме «стукач» завелся?

— Исключено.

— Ну, такое дело исключать никак нельзя. Может, перетряхнуть твою систему? Всех перелопатим, а тебя заменим…

— Как ты меня заменишь?

— Легко. Бабанина вместо тебя поставим.

Об этом человеке Феликс практически ничего не знал и представления не имел, насколько он хорош. Но ведь Бабанин существовал, и если Феликс знал про него, значит, он владел информацией, а это ключ к миру, который создал под себя Касатов.

— Бабанин — тупой, — нервно буркнул он.

— Зато проблем с ним не будет.

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Ничего не хочу менять. Пусть все остается, как есть. Только долю Михаила Севастьяновича буду получать я. Для него же и буду.

— Для него?

— Зачем задавать вопросы, ответы на которые нельзя проверить? — снисходительно усмехнулся Феликс. — А доказывать я ничего не собираюсь.

— Ну, хорошо…

— Значит, мы заключаем договор, и я включаю кран.

— Идет.

— Ты меня не знаешь, но ты обо мне слышал, — в каверзном раздумье проговорил Феликс.

— Я тебя не понял, Мамай.

— Ты знал, кто такой Злой, знал, как он может наказать. А как он мог тебя наказать?

— Как?

— К тебе мог прийти я. В черном балахоне и с косой. По особому поручению Михаила Севастьяновича. Но теперь я сам могу дать себе особое поручение, и тогда эта наша с тобой встреча станет последней. Ты меня понимаешь?

Касатов все понял и согласился со всеми пунктами договора, который предложил ему Феликс. Из кабинета он выходил, как будто в штанах у него бултыхалась навозная жижа. А ведь таким шустрым казался. И крутым… Феликс презрительно усмехался, глядя ему вслед. Очередной противник повержен — можно идти дальше…

Глава 18

На календаре — пятое сентября, осень, но дождь за окном еще летний, грибной. Над головой темная туча, а на горизонте небо чистое, солнце светит, радуга уже прорезалась.

У Захарского младшая дочь в школу пошла — первый раз в первый класс. И старшая, Лиля, там же учится. Степан хорошо знал это, потому что возил девчонок в школу. Лицензия охранника у него, разрешение на служебно-боевое оружие, «ствол» под курткой, все как положено, только не на Захарского он сейчас работает, а на Скатцева. То есть числится как бы у одного, но прикомандирован к другому. Работа у него непыльная, ненапряжная, свободного времени много, потому и возит он дочерей Лилю и Катю в школу. Захарский попросил, а Скатцев согласился. Да Степан и сам не против.

Лена Скатцева тоже учится в школе, но ей далеко ездить не надо — из своей комнаты в отцовский кабинет. К ней учителя на дом приезжают.

Школу она могла бы закончить этим летом, но из-за проблем с наркотой было не до того. А проблемы с этим делом у нее очень серьезные. Степан успел испытать это на собственной шкуре. И сейчас на Лену иногда находит — закатит ни с того ни с сего истерику, потом одумается, пару дней ходит как шелковая, а там как повезет. Последняя неделя прошла практически без срывов…

Из дома она убегать не пытается, взаперти ее больше не держат. И по двору она может гулять сколько хочет, но под присмотром. А сторожит ее Степан, именно для этого его и наняли.

Он и в самом доме за ней присматривает. Она с учителем занимается, а он в холле в кресле сидит. И не поймешь, то ли охранник он, то ли санитар. Скорее всего и то и другое. Костю и Кешу она терпеть не может, а его слушает если не во всем, то во многом. И если с ней случается истерика, то первым делом зовут Степана. Впрочем, как правило, он приходит сам, потому что практически всегда находится где-то рядом…

Дверь в кабинет открылась, и в холл вышла симпатичная молодая женщина в стильных очках без оправы. Высокая, грудь крупная, бедра широкие, жирок на животе ничуть ее не портил. Деловой темно-серый сарафан поверх белой рубашки был ей очень к лицу, а очки с диоптриями только усиливали ее сексуальность.

— До завтра! — улыбнулась она Степану.

Инна Георгиевна чувствовала его интерес к себе, поэтому в ее милой улыбке присутствовало кокетство.