Она неожиданно запнулась. Слезы потекли снова, и, вытаскивая платок, она коснулась свертка, спрятанного в складках платья. Краска залила ее лицо, и слова умерли на устах. Потом она снова взглянула на него и продолжила дрожащим голосом:
— Я старалась — старалась изо всех сил, а толку от меня никакого. Даже нельзя сказать, что я могу сама себя содержать. Я всего лишь бесполезный винтик в колесе великой машины жизни, и, выпав из него, я обнаружила, что так со мной повсюду. Что делать винтику, когда он понимает, что подходит лишь к одному отверстию? Он должен вернуться туда, откуда пришел, или его выбросят в мусорную кучу и… Вы же не знаете, каково в куче мусора!
Ее губы растянулись в улыбке, ее отвлекло причудливое воспоминание о признаниях, которые она сделала ему два года назад, в этой же комнате. Тогда она собиралась женить на себе Перси Грайса, а что теперь?
Кровь прилила к смуглой коже Селдена, но он не выдал чувств, только заговорил серьезно.
— Вы хотите что-то мне сказать, вы подразумеваете замужество? — вдруг сказал он.
Лили глазом не моргнула, но выражение удивления, озадаченного самопознания постепенно возникало в глубине ее глаз. И теперь она спросила себя, приняла ли она решение, когда входила к нему?
— Вы всегда говорили мне, что рано или поздно я приду к этому, — сказала она, неуверенно улыбнувшись.
— И вы пришли к этому сейчас?
— Я приду к этому — прямо сейчас. Но есть еще одно, и я должна перейти к этому прежде.
Она помолчала, стараясь придать голосу ту же уверенность, которую вновь обрела ее улыбка.
— Есть человек, с которым я должна попрощаться. О нет, не вы — мы наверняка будем видеться. Это Лили Барт, которую вы знали. До сих пор мы с ней были неразлучны, но теперь пора расстаться, и я возвращаю ее вам — оставляю ее здесь. Когда я уйду, я уйду одна. Мне бы хотелось, чтобы она осталась с вами, она не причинит беспокойства и не займет вовсе никакого места. — Она подошла к нему и протянула руку, еще улыбаясь. — Вы позволите ей остаться? — спросила она.
Он поймал ее руку, и по дрожанию его руки она поняла, что чувства еще не способны обрести слова.
— Лили, могу ли я помочь вам?! — воскликнул он.
Она нежно посмотрела на него:
— Вы помните, что сказали мне однажды? Что вы можете помочь мне только своей любовью? Что ж, вы любили меня мгновение и помогли мне. Ваша любовь всегда помогала мне. Но мгновение прошло — и по моей вине. Остается жить дальше. Прощайте.
Она вложила другую руку в его ладонь, и они смотрели друга на друга чуть торжественно, будто рядом стояла смерть. Что-то и вправду стояло между ними мертвое — любовь, которую она убила в нем и уже не могла вызвать к жизни.
Но что-то живое там тоже теплилось и вселилось в нее, как негасимое пламя, — это была любовь, которую зажгла когда-то его любовь, страстное желание ее души соединиться с его душой. В этом свете все остальное иссякло и покинуло ее. Она понимала теперь, что не может продолжать жить, оставив прежнюю себя с ним, что сама должна жить с ним рядом, но все равно принадлежать самой себе.
Селден все еще держал ее за руку, вглядываясь в ее лицо, но испытывая странное предчувствие. Внешние обстоятельства происходящего исчезли для него полностью, как и для нее: он чувствовал, что это одно из тех редких мгновений, когда маски спадают с лиц, невозвратимых мгновений.
— Лили, — сказал он, понизив голос, — вы не должны так говорить, я не могу отпустить вас, не зная, что вы собираетесь делать. Обстоятельства могут измениться, но они не проходят бесследно. Вы никогда не покинете моей жизни.
Лили встретила его взгляд светлым взором.
— Нет, — сказала она, — я понимаю это именно сейчас. Давайте останемся друзьями. Тогда я буду чувствовать себя в безопасности, что бы ни случилось.
— Что бы ни случилось? Что вы имеете в виду? Что случится?
Она спокойно отвернулась и подошла к очагу.
— Ничего в настоящее время, кроме того, что я замерзла, и, прежде чем я уйду, вы обязаны разжечь огонь для меня.
Лили опустилась на колени на коврике у камина, вытянув руки к углям. Озадаченный внезапным изменением в ее голосе, он машинально достал горстку щепок из корзины и бросил их в огонь. Одновременно он заметил, как тонки ее руки при свете разгорающегося пламени. Он видел, что под свободным покроем ее платья изгибы ее тела сжались до угловатости, и долго еще помнил, как жаркая игра языков пламени заострила мягкие ее ноздри и усилила черноту теней, которые залегли под глазами. Она опустилась на колени и несколько минут простояла так в молчании, которое он не смел нарушить. Когда она поднялась, ему показалось, что он увидел, как она вынула что-то из-за пазухи и бросила в огонь, но тогда он не обратил внимания на ее жест. Казалось, он впал в транс и все еще нащупывал слова, чтобы рассеять чары. Лили подошла совсем близко и положила руки ему на плечи.
— До свидания, — сказала она и, когда он склонился перед ней, коснулась губами его лба.
Уличные фонари уже зажгли, но дождь прекратился, и в облаках на мгновение возродился свет. Лили шла, не замечая ничего вокруг. Она все еще держалась на плаву в невесомых волнах эфира, который истекает в самые значительные моменты жизни. Но постепенно эфир испарился, и она ощутила грубый тротуар под ногами. Усталость вернулась с новой силой, и на мгновение Лили почувствовала, что не может сделать ни шагу. Она уже достигла угла Сорок первой улицы и Пятой авеню и вспомнила, что в Брайант-парке есть скамейки, где можно отдохнуть.
В этой обители меланхолии никого не оказалось, и Лили опустилась на скамейку под светом электрического фонаря. Жар в крови уже ослаб, и она сказала себе, что не должна долго сидеть в промозглой сырости, поднимающейся от мокрого асфальта. Но казалось, сила воли истощила себя в последнем отчаянном усилии: Лили ослабела и безразличие охватило ее вслед за непривычной тратой энергии. И вдобавок, что там, дома? Ничего, кроме тишины унылой комнаты — ночной тишины, которая бьет по усталым нервам сильнее, чем самые нестройные звуки, да еще пузырек хлоралгидрата у изголовья. Мысль о хлоралгидрате была единственным пятном света в мрачной перспективе: она уже чувствовала его убаюкивающую убедительность. Но беспокоила мысль, что он теряет силу, — Лили не смела обращаться к пузырьку слишком часто. В последнее время сон, которым он ее дарил, становился прерывистым и неглубоким, случались ночи, когда она постоянно всплывала к яви. Что делать, если действие препарата постепенно ослабеет, как случается со всеми наркотиками? Вспомнилось предупреждение аптекаря об увеличении дозы, да и сама она слыхала о причудливом и непредсказуемом эффекте препарата. Страх бессонной ночи был так велик, что Лили тянула время, надеясь на чрезмерную усталость, которая, возможно, сумеет восстановить убывающую силу снотворного.
Наступал вечер, и рев Сорок второй улицы уже стихал. Когда на парк опустился беспросветный мрак, запоздалые обитатели скамеек встали и исчезли, но иногда случайный прохожий, спешащий домой, проходил мимо Лили — черным силуэтом, попавшим в белый круг электрического фонаря. Один или два из них замедляли шаг, чтобы взглянуть с любопытством на одинокую фигуру, но она вряд ли замечала их интерес.