Медленно, как во сне, будто не до конца отдавая себе отчет в своих действиях, Валд наклонился и поднял лежащий у его ног лук. Колчан был здесь же, поэтому, когда темный эльф выпрямился, у него в руках уже было готовое к выстрелу оружие.
Увлеченные разворачивающейся прямо у них на глазах драмой, орки слишком поздно заметили опасность, исходящую от дроу, стоявшего неподалеку от человека. Расстояние было ничтожным — десять, максимум двенадцать шагов, поэтому ни остановить лучника, ни тем более помешать стреле достигнуть намеченной цели было уже невозможно.
Короткий предупреждающий выкрик привлек внимание главаря орков, и он повернул голову в сторону стрелка.
— Какое неслыханное коварство! — с притворным гневом воскликнул тот, в чьей груди билось два сердца. — Никогда бы не подумал, что благородные дроу способны на подобную низость! — Он открыто смеялся в лицо эльфу, направившему ему в голову наконечник стрелы. — Блестящее завершение дуэли, вы не находите? — Он повернулся к своим соратникам. — А что скажет сам поверженный? — Огромная рука схватила принца за волосы, чуть приподняв его голову.
Черты перекошенного от бессильной ярости и испачканного в пыли лица более походили на какую-то безумную маску, нежели на живое лицо, тем не менее Айвель нашел в себе силы прохрипеть:
— Не делай этого!
Пыль забила его горло, и он закашлялся, после чего продолжил тоном, не допускающим возражений:
— Я приказываю тебе.
Даже падший, проигравший и униженный, он все равно оставался принцем — наследником династии дроу, благородным отпрыском королевской семьи.
Валд готов был послушаться своего господина и уже начал было опускать лук, но в этот момент неожиданно для всех вмешался молчавший до сих пор человек.
— Никто не властен приказывать дроу, когда вопрос касается его чести! — отчетливо, чтобы слышали все присутствующие, произнес он и, когда смысл этих слов дошел до сознания каждого, жестко добавил: — Особенно это относится к дважды проигравшим.
Возможно, Айвель принял последнюю фразу на свой счет, потому что за сегодняшний день он действительно проигрывал уже во второй раз, но на самом деле это касалось только Валда.
Более чем уверенный в том, что дроу не выстрелит, орк перевел взгляд на глупого человека, рассуждающего о вещах, недоступных его пониманию, — и увидел в его странных глазах нечто такое, от чего вся его былая уверенность разом пропала.
Затем он посмотрел в сторону лучника и понял, что прямо сейчас тот выстрелит.
Орк не ошибся.
Всего за один короткий час Валд достиг того самого предела, за которым стираются все грани и понятия. Предела, за которым уже не существует абстрактного понятия «честь», а есть лишь бездонная пропасть вечного мрака, в глубине которого растворяется все, что угодно.
Твердая рука без колебаний спустила тетиву, и вырвавшаяся на свободу стрела устремилась навстречу намеченной цели.
Он не стал повторять ошибку своего принца и испытывать судьбу, выясняя, только ли два сердца бьются в груди этого чудовища, а просто выстрелил в голову.
Эта злосчастная стрела не только несла на своем острие смерть выбранной жертве, но и уносила вместе с собой какую-то часть Валда. Отныне для него уже не существовало понятия «честь». Может быть, начиная с этого момента он перестал быть настоящим дроу.
Он всегда видел сны. Сейчас ему казалось, что это началось с тех незапамятных времен, когда он еще вообще не ощущал себя личностью, будучи атомом этой необъятной вселенной. Или самой вселенной. Или... А впрочем, сейчас это уже не имело значения. Главное, что удивительные и неправдоподобные сны, о которых мгновенно забываешь, как только проснешься, всегда были с ним. Можно даже сказать, что по-настоящему он жил только во сне, хотя, разумеется, это было не так. Как бы то ни было, сон, а точнее сказать, удивительные сновидения являлись неотъемлемой частью его жизни.
На этот раз ему выпало быть кошкой.
Черной кошкой, идущей по следу какого-то человека или демона, которого нужно было найти и убить. Очень редко он принимал обличье этого маленького зверька, но всякий раз задачи, поставленные перед ним, отличались особой изысканностью. Именно тем, что отличает искусство от обычной работы и гений — от таланта.
Нет, положительно ему нравилось быть кошкой, так же как нравился и этот кропотливый поиск, и выслеживание добычи, затем — стремительный поединок и, наконец, мощный финал — завершающий аккорд всего блестящего произведения.
В сновидениях он был всесилен, поэтому мог обращаться с этой мнимой реальностью так, как ему заблагорассудится, — выворачивать ее наизнанку или сворачивать в трубочку, наподобие той, из которой мальчишки плюются бумажными шариками. Все зависело от его желания и находилось в его власти. Бывали, конечно, редкие случаи, когда его убивали во сне, но такое скорее происходило оттого, что он сам позволял это сделать, в глубине сознания устав от неизменных побед, а не потому, что кто-то действительно превзошел его.
Черная кошка продолжала поиски, начавшиеся сутки назад, и к своему удовольствию отметила, что на этот раз ей встретился по-настоящему сильный противник, сумевший спрятаться настолько хорошо, что даже она, властительница своего собственного сна, до сих пор не могла его отыскать.
Мелькали лица и судьбы, проносились мысли и обрывки бессмысленных фраз, которые невозможно было разобрать, но во всем этом пестром хороводе мнимой жизни, являющейся не более чем фантасмагорией ее спящего мозга, кошка никак не могла уловить образ нужного ей человека. Прошло еще немного времени в безрезультатных поисках, и она даже начала сомневаться, а принадлежит ли это существо к ее сну, или, быть может, она сама придумала его — внушила себе, что ищет таинственного невидимку, и теперь играет в кошки-мышки с собственным разумом, пытаясь найти нечто в темных глубинах своего сна. Однако все сомнения отлетели прочь, как только обнаружился слабый след — едва уловимая зацепка, способная в конечном итоге размотать весь этот запутанный клубок, дойдя до самого конца ее трудного, но в то же время интересного пути — туда, где начинался и заканчивался этот увлекательный сон.
Ей нужно было еще совсем немного — самую малость, последний рывок, чтобы настигнуть хитроумного беглеца, но неожиданно на пути встали два отвратительных слепых монстра — и кошке не оставалось ничего иного, как отложить на время преследование, приняв брошенный вызов.
Боги играли в собственную игру, меняя правила прямо по ходу партии. Только что гольстерры были на стороне Хаоса, а теперь, сами об этом не подозревая, выступали в роли защитников Этана — предателя и отступника, мятежника, посеявшего семена смуты в сердцах людей, бога без сердца, в чьих жилах с некоторых пор текла кровь обычного смертного.
Игры без правил...
Они хороши только до тех пор, пока за игровым столом остается хоть кто-то, способный контролировать ситуацию. Как только этот кто-то теряет свою власть, игра автоматически прекращается. И что самое главное — в ней нет и не может быть победителей.