– Рад, что ты вовремя понял это. Так что насчет дуэли?
Прежде чем ответить, орк подумал, взвесил все за и против и только затем вынес окончательное решение:
– Да, закончил.
– Отлично. – Я повернулся к утангу: – Можешь обработать рану дроу и привести в чувство? Возможно, Айвель нам еще пригодится.
Древний воин коротко кивнул.
– Неужели… – начал Олитунг.
– В самом деле. Тебе никто не мешал добить противника. В моем отряде от потери крови не умирают.
– В твоем отряде умирают от…
– Еще одно слово, – я предупреждающе вытянул руку в направлении орка, – и тебе конец.
Он открыл рот, чтобы достойно ответить, и все же в последний момент передумал. В конечном итоге это спасло ему жизнь. Мой запас терпения кончился.
– А стоит ли его мучить? – Неслышно подошедший Свен не спрашивал, а скорее взывал к моему благоразумию.
Никто не сомневался: у дроу нет шансов. И я в том числе. По-хорошему, искалеченного принца нужно было сбросить со скалы. Но орк…
Он напоминал огромного хитрого кота, забавляющегося с мышью. В глубине души считая себя умнее и лучше других. И так заигрался, что упустил из виду присутствие человека.
Кот. Мышь. Человек.
Последний из этого трио – самый главный и самый сильный. А потому способен менять не только правила игры, но и роли по ее ходу.
– Я не мучаю, а даю шанс.
У нас в запасе оставался как минимум час.
– Какой шанс? Разве у тебя есть план?
Утанг повернулся в сторону распростертого тела.
– Увидеть, как изменяются правила.
– Что? – Свен не понял, о чем идет речь.
Резкий свист рассекаемого воздуха – и магический бич обвил искалеченную руку.
– Какие правила?
Резкое шипение, сопровождаемое запахом паленого мяса, прервало наш разговор. Раскаленный докрасна бич вошел в руку, словно нож в масло, и через секунду ампутированная конечность лежала неподалеку, а над обожженным плечом дроу струился едкий дымок.
Тело слабо дернулось – Айвель на миг очнулся и вновь провалился в спасительную пропасть беспамятства. Еще два коротких удара – и огонь прижег разрезанную грудь и правую руку.
– Дезинфицируем раны? – Олитунг не мог сдержать торжествующую ухмылку. – Ну-ну…
Я повернул голову к стоящему рядом утангу и коротко приказал:
– Сделай ему больно, но не калечь.
А чтобы не возникало сомнений, о ком идет речь, указал рукой на Олитунга.
Кот. Мышь. Человек.
Первый может чувствовать свою безнаказанность и силу лишь до тех пор, пока человеку не надоест игра.
Командир один. Это закон. Тот, кто постоянно оспаривает первенство, игнорируя приказы, должен поплатиться. Понести суровое и жестокое наказание. Так, чтобы запомнить урок до конца жизни. И не важно, что жить осталось всего ничего. Главное – поставить наглеца на место. Взять шкодливого кота за шкирку и ткнуть мордой в «помеченный» им сапог. Причем сделать это так, чтобы у него не возникло желания повторить неудачную «шутку». Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
– Сам по себе ты полный… – Понимая, что терять уже нечего, орк взял последнее слово, но не успел закончить свою пламенную речь.
Утанги знали о боли намного больше любого смертного. Мертвец Фасы даже не тронулся с места. Неуловимое взглядом движение – и огненное жало бича коснулось лба Олитунга.
Орк пытался сдержать крик. Гордость не позволяла гиганту проявлять слабость. Сведенное мощной судорогой тело повалилось на землю, кровавая пена выступила на губах, глаза чуть не вылезли из орбит, и…
В конечном итоге он все-таки закричал. Это был не вой животного, потерявшего разум от боли, это нечто иное.
Так могли бы кричать мертвые, если бы вдруг воскресли.
Рано или поздно приходится расплачиваться за совершенные прежде ошибки. Орк выступил в качестве наглядного доказательства старого правила: не нужно пытаться прыгнуть выше головы.
Он возомнил о себе слишком много – и поплатился. Не исключено, что виной тому была уязвленная гордость. Никогда орки не подчинялись приказам людей. Воевали с ними, убивали их – да. Но не служили под их началом. С точки зрения орков, люди были ни на что не годными ничтожествами, достойными лишь смерти. И вдруг такой страшный удар судьбы: оказаться в подчинении человека.
А может, Олитунг преследовал какие-то одному ему понятные цели. В любом случае, он зашел слишком далеко и был поставлен на место.
Утанги знают о боли все. Сильный воин, захлебывающийся собственным криком, убедился в этом на собственном опыте. Не думаю, чтобы у него возникло желание когда-нибудь повторить страшный урок. Боль не просто приносит страдания, порой она сводит с ума.
Впрочем, мне не было жаль кота, искалечившего мышь. Он получил по заслугам. И себя, ставшего во главе экспедиции в никуда, мне тоже не было жалко. Даже отряд, обреченный на верную смерть, не вызывал жалости.
Мое сердце остановилось, превратившись в кусок мрамора, крошащегося от немилосердных ударов судьбы. Пройдет немного времени – и от чудовищного удара оно расколется на тысячу мелких частей, рассыплется пылью по дну пропасти.
Но это – в будущем. А пока я смотрел на бьющегося в агонии орка, не испытывая чувств и эмоций. Страшный крик не трогал мой разум. Человек может оставаться самим собой до определенного момента. Есть некая черта, перейдя которую безвозвратно теряешь что-то важное. То, без чего жизнь теряет всякий смысл.
Бесстрастно взирая на мучения Олитунга, я неожиданно понял, что пересек эту черту. Впереди – пустота. Мосты сожжены. Назад дороги нет. Случись чудо и попади я прямо сейчас домой, даже это уже ничего не изменит. Первое время можно казаться своим, но в деревнях и небольших племенах люди чувствуют чужаков. Сочувственные взгляды, шепот за спиной и тяжелые вздохи в конечном итоге превратятся в кривые ухмылки и откровенную враждебность. Паршивой овце нет места в стаде. Ее удел – одиночество и смерть.
Это унылое место… Этот летающий остров… Изуродованный Айвель. Бьющийся в судорогах орк. Динкс, вызвавший крысу Хаоса. И, в конце концов, я сам, превращенный стрелой в непонятное существо. Все это как нельзя более кстати подходит для…
– Стрела! – Озарение пришло неожиданно. – Как же я раньше не догадался!
– Ты о чем? – Возглас привлек внимание Свена.
– О стреле!
– И что с ней?
Было очевидно: старый друг устал от загадок.
– Она связана с Мефисто.
– Островом?