Он верит!
– Да пошел ты!
Взгляд генерала падает на стул, который стоит с другой стороны стола. В кабинет никто не заходил, он уверен в этом, но на стуле сидит черноволосая девочка с раскосыми глазами. Совсем юная, лет двенадцати. Лицо чумазое, в каких-то разводах и полосках, будто от размазанных соплей, и рот... Из-под обкусанной, некрасиво вздернутой верхней губы торчали тонкие, словно штыри, остроконечные зубки.
– Ты кто?
Лал перестал понимать, что происходит в реальности, а что – плод его воображения. Да и что такое реальность, насколько она реальна?
Не напрягайся, ты втер себе в ноздри порошок, так что удивляться нечего.
Видение, которое проступало сквозь дергающееся изображение, идущее с «балалайки» капитана Гопала, ничего не ответило. Девчонка лишь улыбнулась, обнажив еще и нижний ряд не менее острых зубок, и ткнула в Лала пальцем. «Она грызет ногти», – только и успел подумать генерал до того, как видение исчезло.
Нет ничего настоящего, все – видение, любая реальность – всего лишь навязанное нашему сознанию восприятие. Так объяснял Гуру?
Если я перестану думать, что это камень, скала не превратится в цветок.
– Капитан Гопал! – что есть мочи заорал Лал. Там, на стадионе в Лудхияне, царил такой кавардак, что надежды быть услышанным даже при прямом подключении к «балалайке» было немного.
– Господин генерал! Нам нужно подкрепление! Высылайте...
– Слушай меня, капитан!
– Нам нужно...
– Заткнись и слушай меня!
К Абхаю Лалу снова вернулись решимость и самообладание. Его львиный рык подействовал на капитана отрезвляюще, вернув его к действительности.
Только вот вопрос – к какой?
Гопал резко вскочил на ноги, ловко увернувшись от вращающихся со смертоносным свистом клинков. Генерал не видел, но был уверен: капитан вытянулся по стойке «смирно», он был готов выполнить любой приказ начальника.
– Послушай, капитан, то, что ты видишь, это все фантазия, ничего этого нет на самом деле. Не верь ему, не верь этому ублюдку, воздевшему руки к небу!
Ракурс немного поменялся, теперь почти весь кадр занимало изображение Шанкара. Его руки все так же были подняты в торжествующем жесте превосходства, но лицо тхага изменилось. Из носа ручьем текла кровавая слизь, глаза тоже слезились, из-под век выступал красно-оранжевый гной, белки глаз стали почти не видны за густой сеткой лопнувших капилляров. Волосы на его голове сползали темно-коричневыми клочьями, оставляя покрытую какими-то разноцветными пятнами и язвами кожу. Перед капитаном Гопалом стоял глубоко больной человек, и генерал знал, что сделало его таким – лучевая болезнь, принесенная сюда с севера Мьянмы. Он улыбался, но в улыбке его не было и малейшего намека на радость. Улыбка безумца, получившего ненужную игрушку и не знающего, что теперь с нею делать.
– Ты видишь, Гопал, он обычный человек. Он ничего тебе не может сделать. Пойди туда и выруби его, врежь ему по его кровоточащей морде, чтобы не встал. Давай, капитан!
Гопал шел, преодолевая стремительно изменяющуюся реальность шаг за шагом. Судя по тому, что он не моргал, боялся капитан очень сильно. Но шел – только настоящие храбрецы не останавливаются, когда им страшно. В такой ситуации не стыдно и обгадиться, здесь любое действие – подвиг.
– Молодец, капитан, молодец! – шептал Лал, отбивая по столу измазанными порошком пальцами ритм шагов Гопала.
Там, куда становилась обутая в тяжелые и прочные армейские ботинки нога капитана, иллюзия, каким-то непонятным образом наведенная Десайем, исчезала, реальность возвращалась к своим истокам: пропитанному кровью песку алтаря Кали.
Справа, на самой периферии поля зрения, появилась крепко сжатая в кулак рука Гопала. Но ей не суждено было обрушиться праведной мощью на челюсть безумца – Десай, несколько раз всхлипнув, выплюнул в песок увесистый кровавый комок и, закатив глаза, медленно завалился на спину.
У «джьяду гумра», как и у любого фармацевтического агента, имелся свой порог токсичности. Шанкар явно переборщил с количеством. Но он был все еще жив.
Гопал наклонился над ним, желая все же нанести заготовленный удар. Тхаг вяло копошился в песке, он что-то держал в руке. Какой-то мешочек или узелок. Покрытые струпьями пальцы Десайя лихорадочно дергали узел, который нехотя поддавался.
– Это теперь для всех, теперь оно будет везде, – пробормотал он странные слова и, дернув в последний раз узел, взмахнул рукой. – Цветы прорастут сквозь миры!
Капитан Гопал рефлекторно закрыл лицо рукой, но ничего страшного не случилось. На него посыпались мелкие, чуть крупнее макового зерна, крупинки.
Рука Шанкара Десайи, в которой он держал скомканный румаль своего предводителя, убитого им же самим, упала на песок. Теперь уже навсегда – большого сомнения в том, что тхаг мертв, не было, генерал видел изображение его лица.
И только теперь Лал понял, что сделал тхаг.
– Немедленно оцепить арену! – что есть сил заорал генерал. – Собрать семена! Все до единого!
Капитан Гопал лихорадочно вращал головой – из мелькавших перспектив было ясно, что мир стал таким, каким был всегда, – не понимая, чего хочет от него генерал. Но уже кричал на подчиненных, воплощая приказ генерала в действие.
Галлюцинация, массовый психоз, накрывший разом несколько тысяч человек на стадионе города Лудхияна – алтаре Кали, закончилась. Неизвестно, чем было вызвано это явление. Потом станут говорить, что массовое помешательство спровоцировал тот порошок, который рассыпал на арене пришедший молодой человек, другие станут утверждать, что были участниками коллективного погружения в настоящий религиозный транс. Кто-то расскажет, что своими глазами видел богиню Кали, сносящую головы пришедшим уничтожить культ тхагов спецназовцам, кто-то посмеется над этим рассказом. Но молодую девушку, пришедшую на арену вместе с Шанкаром Десайем, так больше никто и не видел – ни живой, ни мертвой, – хотя все они были свидетелями того, как шла она к алтарю.
Единственное, в чем сходились все очевидцы, была странная, почти сюрреалистичная картина, которой закончилось безумное действо, – два десятка десантников ползают на коленях среди высыпавшей с трибун на арену толпы, просеивая между пальцами песок.
Интересная вещь – приказ. Его можно обдумывать, можно обсуждать и даже осуждать. Но когда есть приказ, все становится просто, как день, – приказ при любом раскладе следует выполнять. И у тебя всегда есть оправдание: ты выполнял чужой приказ, это не твое мнение и ты не виноват в том, что произошло. Не нужно никаких исповедей и рассусоливаний – был приказ, а приказ заменяет совесть.
Когда Окоёмов установил «балалайку» обратно в гнездо, приказ возник на глазном наноэкране мгновенно. Василий еще не успел осмыслить прочитанное – а на то, чтобы пробежать глазами пару строк, хватило одной секунды, – но руки сами начали делать, что приказали.