* * *
Офицерские каюты. Здесь нет никого, кроме меня, вклинившегося между двумя туристскими группами. Ощущения усиливаются: что-то давит мне на солнечное сплетение. Звуки еще больше их усугубляют; на борту передаются объявления типа: «Прошу мисс Молли Браун обратиться в справочное бюро». Непотопляемое судно?
Пока я рассматриваю каюту капитана, звонит колокол. Тогда люди были, что ли, меньше? Эти стулья кажутся мне какими-то маломерными. Другое объявление: «В кабинете казначея для Анджелы Хэмптон оставлена телеграмма». Где сейчас Анджела? Получила ли она телеграмму? Надеюсь, новость была хорошей. На стене развешаны приглашения. В стеклянных витринах закреплены форменные костюмы. Книги на полках. Занавески, часы. Бюро, на нем белый телефон. Все какое-то застывшее во времени, статичное.
* * *
Навигационный мостик; его называют нервным центром корабля. Отполированный, сверкающий, но неживой. Никогда больше не повернутся эти колеса. Никогда больше телеграфный аппарат не передаст приказы в машинный зал. Навсегда останется темным экран радара.
Пора заканчивать экскурсию по кораблю. Меня не покидает странное ощущение. Сижу на скамейке в музее. Обстановка вполне современная, совсем не такая, как там, где я только что побывал. Чувствую себя подавленным. Зачем я вообще сюда пришел? Неудачная мысль. Мне нужен лес, а не разделенная перегородками на отсеки покойницкая.
Ну ладно. Доведу дело до конца. Это мой стиль. Никогда не останавливаться посередине. Не откладывать в сторону книгу, какой бы скучной она ни была. Не уходить с фильма или спектакля, пусть даже и неинтересного. Съедать все, что лежит на тарелке. Быть вежливым с людьми старше себя. Не пинать собак.
Вставай, черт побери. Иди.
Иду по главной комнате музея. На глаза попадается сильно увеличенный снимок первой страницы газеты: «Телеграфное агентство Лонг-Бич». И заголовок: «КОНГРЕСС ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ».
Господи. На борту целый дивизион. Боб тоже через это прошел. Ел с такого же подноса, разделенного на ячейки, пользовался такими же столовыми приборами. Носил длинный коричневый плащ наподобие этого, коричневую шерстяную шапку, шлем с таким же подшлемником, боевые сапоги вроде этих. Таскал такой же вещмешок и спал на одной из двухъярусных коек. Таковы памятные вещи моего брата, напоминающие о «Куин». Никакой шотландской джиги, никакого выгуливания чьей-то белой собачки с остроконечными ушами. Всего лишь девятнадцатилетний парень, плывущий через океан, возможно, навстречу смерти.
Опять это странное тянущее ощущение под ложечкой.
Еще памятные вещи. Домино. Игральные кости в кожаной чашке. Механический карандаш. Книги для отправления религиозных служб: протестантской, католической, иудейской, церкви «Христианской науки» – старые, хорошо знакомые тома. Я почувствовал себя археологом, ведущим раскопки в храме. Другие фотографии. Мистер и миссис Дон Амиче. Харпо Маркс. Эдди Кантор. Сэр Седрик Хардуик. Роберт Монтгомери. Боб Хоуп. Лорел и Харди. Черчилль [15] . Все застыли во времени, улыбка не сходит с их губ.
Пора уходить.
* * *
Сижу в машине совершенно изможденный. Так ли чувствует себя медиум после посещения дома, наполненного призраками прошлого? Меня все больше затягивает и скручивает ощущение дискомфорта. На этом судне живет прошлое. Если здесь все так же будут бродить толпы людей, то вряд ли это надолго. Со временем все должно рассеяться. Но сейчас прошлое явно присутствует.
А может быть, дело всего лишь в яблочном пироге.
* * *
Двадцать минут третьего; направляюсь в Сан-Диего. Слушаю некую странную какофонию вместо музыки – ни мелодической линии, ни содержания.
Боже мой, ну вот опять. Путь мне загораживает трейлер, и я выезжаю на соседнюю полосу, прибавляю скорость и проезжаю мимо него, маневрируя, чтобы занять выгодное положение. Неужели не понимаешь, Ричард Кольер?
Музыка прекратилась. Не слышал, что это было. Теперь будут передавать Рэгтайм для одиннадцати инструментов Стравинского. Просто выключил приемник.
Лос-Анджелес уже пропал. Так же как Лонг-Бич и «Куин». Сан-Диего – это пока фантазия. Реален только этот разворачивающийся передо мной участок автострады. Где я остановлюсь в Сан-Диего – если предположить, конечно, что он существует? Какая разница? Найду гостиницу, пойду в ресторан – может быть, японский. Посмотрю киношку, почитаю журнал или прогуляюсь. Выпью, подцеплю девчонку, постою на причале, буду кидать в катера камешки. Решу потом, когда попаду туда. К черту планы.
Послушай, парень, надо взбодриться! Тебя ждет веселая жизнь! Месяц за месяцем!
Вот ресторан, где подают морские деликатесы. Думаю, поем меч-рыбы. А начну трапезу с вишийского картофельного супа.
* * *
Сан-Хуан-Капистрано позади. Богоподобное желание одним усилием воли разрушить целые сообщества людей.
Облака над головой как горы снега, нагроможденные друг на друга и напоминающие по очертаниям гигантские замки на фоне голубого неба.
Никакой силы воли. Взял и включил снова приемник. Передают «Прелюды» Листа. Музыка девятнадцатого столетия устраивает меня больше.
* * *
Сейчас облака напоминают дым. Словно мир охвачен пламенем.
Опять то же ощущение в желудке. Непонятно, откуда оно взялось, если «Куин» уже далеко позади. Полагаю, дело все-таки в яблочном пироге.
* * *
На въезде в Сан-Диего движение становится по-настоящему плотным. Надо отсюда выбираться.
Нет ли здесь места под названием «Морской мир»? Думаю, есть. Посмотреть, как кит прыгает через обруч. Еду в центр. Зажат машинами со всех сторон. Как ядовитые грибы, неожиданно возникают рекламные щиты. Чуть больше четырех часов. Начинаю нервничать.
Зачем я сюда приехал? Сейчас все кажется бессмысленным. Сто двадцать восемь миль и ради чего?
Завтра поверну на восток. Встану рано, приму таблетку от головной боли и отправлюсь в сторону Денвера.
Господи, как будто снова вернулся в Лос-Анджелес! Многополосное движение, мигание красных огней, сердитые лица водителей.
А, впереди мост. Поеду по нему. Неважно, куда он ведет, лишь бы отсюда выбраться.
На знаке надпись: «Коронадо».
Еду прямо на солнце. Оно меня ослепляет. Сияющий золотой диск.
В отдалении скалы. Тихий океан.
Что там такое у кромки воды? Огромное причудливое строение.
Заплачу за проезд и посмотрю.
* * *
Только что повернул налево на Эй-авеню. Место на вид старинное. Справа от меня английский коттедж. Никакого транспорта. Тихая, обсаженная деревьями улица. Может, останусь здесь на ночь. Должен же где-нибудь быть мотель. Вот старый дом, напоминающий особняк девятнадцатого столетия. Кирпичный, с эркерами и огромными трубами.