Пленный китаец что-то пробормотал, но отсутствие половины зубов и общая истощенность превратили его слова в неразбериху.
– Что ты сказал? – Буньип за волосы приподнял голову жертвы.
– Мама… она не знает, когда мы с братом украли мешок… там был рис… – С губы поднебесника потянулась розовая нитка слюны. – Мы сказали, что это воры… отец вызвал полицию… а мама не знает… скажи ей… мы поклялись не сознаваться…
Все.
Леон отпустил волосы, и голова пленника безвольно опустилась на грудь. Видимо, запас секретов иссяк, раз открывалка стала вытягивать признания детства. Австралиец принялся раскручивать проволоку, которой были стянуты запястья бандита.
Ему будет что сообщить Циклу, а уж выводы Зеркальная Голова пусть делает сам. Он расскажет о том, что некая сила готовит атаку на китайский комбайн. Скорее всего на ее сеть, без громких ракетных ударов или бактериологических диверсий. А еще о том, что в рядах местной Триады объявился «спаситель», готовый эту атаку предвосхитить. О происходящем не трубят в инфоканалах – официальные лица Сибири или КНР до сих пор не знают, что «Звездный Путь» стал чьей-то мишенью. Или намеренно делают вид, что тоже не исключено.
Буньип осмотрелся: пришло время подчищать за собой.
Нетрудно догадаться, что над возможной атакой стоит именно загадочный «Мидгард», привлекший внимание его нанимателя. Даже несмотря на то, что ни этого названия, ни какого-то иного искалеченный боевик Кипятка припомнить не сумел. Впрочем, это все домыслы – дальнейшие заключения пусть вырабатывает сам наниматель. Австралийцу велено стать глазами, а не мозгом Цикла на объекте.
Подоплеки происходящего рядовой боец «Алмазной кобры», естественно, раскрыть не смог. Но если Буньипу повезет, в оставшиеся дни он лично отыщет дальневосточного полукровку, описанного пленником. Уж тот-то сможет поведать больше, нечего и сомневаться. Его, пожалуй, Леон пытать не станет – вмешиваться во внутренние дрязги «Императора Шихуанди» Брейгелю не приказывали. Он только поговорит.
И когда выжмет из ситуации последние капли объективной информации, покинет опостылевший прокладочный комплекс. Уйдет в горы, заберет тюнгур из тайника и пешим маршем направится на запад, в сторону Омарского эмирата. Если не случилось форс-мажора, в турецких землях Буньипа ждет подготовленный путь к отступлению через море… Но наемник воспользуется им не раньше, чем интуиция подскажет, что большего выудить в мутной китайской воде он не сумеет.
Сбросив умирающего бандита в чан для биологических отходов, Леон скатал окровавленную полиэтиленовую пленку, которой накрывал пол. Тоже отправил в бак. Сорвал перчатки и рабочий фартук, позаимствованные в подсобке. Швырнул сверху, завалил все мусорными мешками. Через несколько часов пленник умрет, а уже через пару дней его запрессуют в плотный брикет, отправленный на переработку или утилизацию.
Но прежде чем воспоминания померкнут, Буньип хотел закончить еще одно дело.
Усевшись на стул оператора пресса, он вынул из нагрудного кармана блокнот и карандаш. Переключив «балалайку» в режим ночного зрения, принялся быстрыми штрихами рисовать китайца, привязанного к тяжелому станку.
Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его… Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто подойдет к двойным челюстям его? Круг зубов его – ужас. Крепкие щиты его – великолепие, они скреплены твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними.
От его чихания возникает свет, глаза, как ресницы зари. Из ноздрей его выходит дым, словно из кипящего котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти вырывается пламя.
На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Титапластовые части тела его сплочены между собою твердо. Сердце его, будто камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи теряются от ужаса.
Меч, коснувшийся его, распадется, и копье, и дротик, и латы. Железо он считает листвой, медь – гнилым деревом. Дочь лука не обратит его в бегство, пращные камни для него пылинки. Булава против него соломинка, над свистом дротика он смеется.
Под ним острые камни, и на острых камнях он лежит в грязи. Кипятит пучину котел, и скалы претворяет в кипящую мазь. Оставляет за собою светящуюся стезю… Нет на умирающей Земле подобного ему, он сотворен бесстрашным. На все высокое смотрит смело – он царь над всеми сынами гордости.
И отвечал Геос Листопаду из бури, и сказал:
– Препояшь, как муж, чресла твои. Я буду спрашивать, а ты объясняй Мне. Такая ли у тебя мышца, как мышца Бога? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие! Излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его. Взгляни на всех высокомерных, и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их. Зарой всех их в землю и лица их покрой тьмою. Вот железное чудовище, которого Я создал, как создал тебя!
Он ест траву и камни, словно вол. Поворачивает хвостом своим, будто кедром. Жилы на бедрах его переплетены, ноги у него, как медные трубы. Кости у него, как прутья, это – верх путей Божиих. Только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой.
Горы приносят ему пищу. Он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах. Тенистые дерева покрывают его своею тенью, ивы при ручьях окружают его. Вот он пьет из реки и не торопится.
– Возьмет ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром? Можешь ли ты удою вытащить Левиафана и веревкою схватить за язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Будет ли он умолять тебя и будет ли кроток? Возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьей острогою?
Возложи на него руку твою и помни о борьбе…
Подошвы ботинок гулко дробили по железному покрытию пола.
Капюшон был надвинут максимально глубоко. Глаза смотрели вниз, плечи сутулились, словно так он мог сильнее походить на окружающих.
Проклятые китайцы! Не могли покрыть палубы проклятого неохватного комплекса хотя бы плохоньким, но линолеумом?! Так и грохает под ногами, неприятной пульсацией отдаваясь где-то в затылке.
Да в таких условиях с ума сойти – проще простого. И это он, Степан, словно проглоченный морским змеем Иов, в желудке чудовища всего пару недель… а что говорить о тех, кто живет в металлическом муравейнике месяц за месяцем?!
Не поднимая глаз на вывески и географические указатели, помогавшие китаезам ориентироваться в лабиринте комбайна, Листопад брел вперед. В голове ломщика уже стояла новая «наукомовская» «балалайка», а потому план «Императора Шихуанди» он прекрасно представлял, и не снимая капюшона. Вышагивал неторопливо, но уверенно, стараясь не задерживаться на одном месте дольше нескольких секунд.