– Найти ублюдков! – прорычал он, не совсем четко выговаривая слова. На обнаженную грудь с татуировками упала капля слюны. – Разорвать на куски! Сгноить! Живыми взять, схватить! Доставить!
Он вскочил, похожий на разбуженную среди ночи огромную рыжую сойку. Завертел головой, и «сорокдевятки» услужливо кинулись к своему боссу со всех сторон, жадно ловя каждый взгляд.
– Смогли узнать, откуда вошел ломщик?!
– Да, Большой Брат! Кормовые зоны, уровень шесть, закрытый сектор. – Машинист, принесший безрадостную весть, все еще стоял поодаль, не торопясь разгибать спину.
Корма? На секунду Кипяток задумался так глубоко и неожиданно, что застыл на месте и позволил старику расторопно выдернуть из себя еще пару десятков иголок. Корма… Да, он что-то слышал о кормовых тайниках, где располагались резервные убежища военных. Территория никогда не входила в зону интересов «Кобры», а потому Пэн плохо знал, что именно скрывает шестой ярус.
Но решение принял мгновенно.
– Цзи, отбери людей! Человек пятнадцать, сам останешься за старшего. Отряд поведу лично я… – Он прищурился, повернувшись к оружейному хранилищу. – Что встали, ленивые свиньи?! Бегом несите мои доспехи и стволы!
Он собственными руками, в которых еще болтались тонкие железные иглы, вырвет сердце Йена. Главное, перехватить выродка до того, как в названные отсеки доберутся прихвостни Каракурта…
– Ребята, соберитесь, прошу вас! – Ибн Бармак ан-Тейшейра был не просто возбужден, он начинал злиться. – У нас остались считаные часы для работы, а вы ползаете, как сонные мухи! Рамон! Какого дьявола ты снял маску? Работаем, работаем, хорошие мои, рано расслабляться! Какого дьявола я давал вам полдня отдыха, если вы все равно похожи на улиток?!
Он бодро хлопнул в ладоши, но даже посторонний наблюдатель заметил бы, что этим группу не воодушевить. Устали все – от интервьюеров до монтажеров, и заставить журналистов работать активнее мог только действительно длительный отдых. Причем где-то вне угрюмых сводов китайского ПТК. Подальше от воздуха, пропитанного каменной и железной пылью, которой, казалось, насквозь пропахла кожа.
Буньип остро ощущал накопившуюся в людях лень, их апатию и отсутствие задора. Болтаясь с камерой по пятам режиссера, он послушно наводил объектив, куда ему указывали, но играть свою роль становилось все сложнее. Особенно под градом критики Ахмеда ибн Бармака, который поэтапно превращался во все более и более нетерпимого к промахам зануду.
Фокус, прицел, начало съемки. Он продолжал копить в памяти профессиональной камеры все новые и новые файлы, снимая, с его точки зрения, одно и то же. Маниакальное желание запечатлеть каждый уголок «Императора Шихуанди» начинало раздражать, а монотонность действий клонила в сон.
Оператор повернулся, регулируя закрепленный на поясе штатив, взял нужный ракурс и заснял целую галерею аляповатых картин, призывающих поднебесников трудиться не покладая рук.
Напрямую частная коммерция на борту комплекса запрещена не была, а потому патриотические плакаты и лозунги мирно соседствовали с рекламными объявлениями и подсвеченными лайт-боксами. Растяжки над коридорами-улицами и яркие плакаты, расклеенные на любом свободном участке стены, гласили: «Регулярно протирай и смазывай вверенную тебе технику», «Человек – покоритель природы!», «Готовься достойно встретить врага в случае нападения на прокладочный комплекс», «Мы многого добьемся, грамотно используя ресурсы страны».
С них на рабочих комбайна смотрели улыбчивые, розовощекие юноши и девушки, один вид которых вызывал желание что-то сделать для Китая. С пропагандой соседствовали вывески, часто сделанные от руки: «Быстрая и недорогая починка обуви», «Заточка ножниц», «Пошив и ремонт одежды» или «Новейшие средства гигиены для трудолюбивых рабочих «Императора Шихуанди».
Засняв патриотический антураж под невнятные комментарии апатичной журналистки, сеньор Бадоса вдруг опустил камеру, глядя в дальний конец улицы. Там над низкорослыми китайцами возвышалась коротко стриженная макушка, смутно знакомая Леону Брейгелю. Приподняв на лоб операторскую полумаску, Рамон нахмурился, не обращая внимания на недовольное бурчание режиссера.
Работник сибирского посольства, вырвавший Буньипа из рук сумасшедшего кама, куда-то спешил, расчищая себе путь в людском потоке. Вот он мельком обернулся, позволив рассмотреть кровавые отметины на лице. Поудобнее подбросил на плече увесистую армейскую сумку и исчез в толпе, свернув к пассажирским эскалаторам. Интересная все-таки жизнь у местных чиновников, нечего сказать…
Бадоса, продолжавший игнорировать недовольные выкрики ан-Тейшейры, начал сопоставлять в голове детали головоломки. Черно-белый человек, выручивший австралийца, определенно попал в переплет. И пусть Леон не считал себя должником таинственного сибиряка, сбор информации все еще входил в его прямые обязанности. Каким-то глубинным, не поддающимся анализу чувством посланник Цикла чуял, что разыскиваемый им полукровка и нападение на ПТК непременно связаны с этим необычным человеком…
Рамон Бадоса расстегнул широкий ремень. Снял легкую каркасную конструкцию штатива, осторожно опуская ее прямо на грязный железный пол. Вынул из «балалайки» психопривод, стянул с лица операторские шоры.
Сигнализация в голове Буньипа переключилась в активный режим, подавая сигнал к завершению операции. Вообще-то, Брейгель не планировал отступление по часам. Он точно знал, что, когда момент наступит, верная интуиция сама укажет – личина журналиста перестала быть актуальной. Перешагивая через камеру, Леон вежливо кивнул режиссеру.
– Бадоса? – Челюсть Ахмеда опустилась. – Ты чего?
– Прости, ан-Тейшейра, мне требуется отпуск. – Он продолжал торопливо снимать с пояса операторскую аппаратуру, аккуратно складывая в одну кучу. – Возможно, длительный. Спасибо, что дал возможность заработать…
– Что?! Ты с ума сошел?! – Режиссер не мог поверить глазам. – Ты в своем уме? Какой отпуск?
– Boa sorte, amigos! – на родном языке попрощался Рамон с группой, ускользая в узкоглазую толпу.
– Стой! – взвизгнул Ахмед ибн Бармак. – Бездельник! Я лишу тебя премии!..
Завершения его гневной тирады Буньип уже не слышал, выискивая путь среди китайцев.
Отслуживший свое Рамон медленно таял, возвращая тело австралийскому чудовищу, и уже через несколько мгновений оно с удовольствием растворилось в человеческой массе. Если бы у десятков поднебесников, спешащих в ту минуту к эскалаторам, позже спросили, был ли рядом кто-то чужой, например европеец, все единодушно ответили бы – нет. Браслет слежения – назойливый подарок коменданта, пущенные по следу дезертира военные обнаружат в ближайшей вентиляционной шахте…
Сибиряк нашелся в шестидесяти футах впереди.
Шагая ровно и быстро, он постоянно осматривался, со всей очевидностью пытаясь вычислить слежку. Но если на вольном просторе горных склонов он сумел выследить австралийца, не дав себя обнаружить, то в суете и толчее улочек Буньип был сильнее.