— Я вернусь, как только смогу. Обещаю.
Пиона прерывисто вздохнула, шмыгнула носом и отпустила Золу. Она спрятала тонкие руки под одеяло, укрывшись им до подбородка.
— Попытайся поспать. Береги силы.
Пиона смотрела на Золу мокрыми глазами:
— Я люблю тебя, Зола. Я рада, что ты не больна.
У Золы сжалось сердце. Она наклонилась и поцеловала Пиону в лоб.
— И я тебя люблю.
Она старалась восстановить дыхание, одновременно заставляя себя уйти, она пыталась надеяться. Был шанс. Один шанс.
Она не смотрела ни на кого из других больных, идя к выходу из карантина, когда услышала, как ее окликают.
Она задержалась, думая, что голос, скребущий, как наждак, был не более чем плодом ее воображения — слишком много вокруг истерических криков.
— Зола?
Она обернулась и обнаружила знакомое лицо, наполовину скрытое под стеганым одеялом.
— Чан-цзе? — Она приблизилась к изножью, морщась от острого запаха, исходившего от кровати. Чан Сачу, булочницу с рыночной площади, было почти не узнать из-за опухших век и землистого цвета, который приобрела ее кожа.
Стараясь дышать нормально, Зола обошла кровать.
Стеганое одеяло, которое закрывало рот и нос Сачи, колебалось от ее дыхания. Глаза были блестящими и такими огромными, каких Зола никогда у нее не видела. Впервые она смотрела на Золу без пренебрежения.
— Ты тоже? Зола? — спросила Сача.
Вместо ответа Зола неуверенно спросила:
— Я могу что-то для вас сделать?
Это были самые добрые слова, когда-либо сказанные между ними. Одеяло сползло, и Зола заставила себя подавить вскрик, когда увидела испещренный пятнами подбородок и горло женщины.
— Мой сын, — сказала она, с хрипом выговаривая каждое слово. — Приведи Сунто? Мне нужно его увидеть.
Зола не двигалась, вспоминая, как несколько дней назад, на рынке, Сача запретила сыну приближаться к ней.
— Привести его?
Сача выпростала одну руку из-под одеяла и схватила Золу за запястье — там, где кожа переходила в металл. Зола скорчилась, пытаясь отнять руку, но Сача крепко держала ее. Вокруг желтых ногтей расплывались синие пятна. Четвертая и последняя стадия лихорадки.
— Я постараюсь, — сказала Зола. Она потянулась и неуверенно погладила Сачу по костяшкам.
Голубые пальцы выпустили ее и легли на кровать.
— Сунто, — прошептала она. Ее взгляд все еще был прикован к Золе, но узнавание померкло. — Сунто…
Зола отстранилась, слушая, как обрывается речь. Жизнь погасла в черных глазах Сачи.
Зола содрогнулась и обхватила руками живот. Она осмотрелась. Никто из больных не обращал внимания ни на нее, ни на труп женщины рядом с ней. Потом она увидела андроида, направлявшегося к ним. Наверное, подумала Зола, они запрограммированы так, чтобы знать, когда кто-то умирает.
Как скоро уведомление о смерти пошлют семье? Когда Сунто узнает, что остался без матери?
Она хотела отвернуться и уйти, но ноги словно приросли к полу, когда андроид приблизился к кровати и взял металлическими захватами вялую руку Сачи. Женщина посерела, за исключением багровых пятен на подбородке. Ее глаза были все еще открыты и обращены к небу.
Возможно, у медроида были вопросы к Золе. Возможно, кто-то может захотеть узнать последние слова женщины. Может быть, ее сын захочет. Зола должна кому-то передать.
Но датчик медроида даже не повернулся к ней.
Зола облизнула губы. Но не могла придумать, что нужно сказать.
В корпусе медроида открылась панель, он потянулся внутрь свободной рукой с тремя зубцами и вынул скальпель. Зола скорчилась от отвращения, когда он вонзил лезвие в мертвое запястье. По ладони Сача потекла тонкая струйка крови.
Стряхнув оцепенение, Зола шагнула вперед. Бедро прижалось к спинке кровати.
— Что вы делаете? — сказала она громче, чем собиралась.
Андроид помедлил, не вынимая скальпеля из плоти Сачи. Желтый прибор видения вспыхнул, повернувшись к Золе, затем померк.
— Чем я могу вам помочь? — спросил андроид с механической вежливостью.
— Что вы с ней делаете? — Ей хотелось броситься вперед, вырвать скальпель и отшвырнуть его прочь, но она боялась, что ошибается. Должна быть причина. Что-то очень логичное. Медроиды сплошь состоят из логики.
— Извлекаю ID-чип, — сказал андроид.
— Но зачем?
Прибор видения снова полыхнул, затем опять сфокусировался на запястье Сачи.
— Ей он больше не нужен.
Андроид взял вместо скальпеля пинцет, и Зола услышала, как металл звякнул о металл. Она поморщилась, когда андроид извлек маленькую схему. Его защитное пластиковое покрытие блестело алым.
— Но… Разве вам не нужно опознавать тело?
Андроид уронил чип в поднос, который открылся в его пластиковой обшивке. Зола увидела, как чип упал в кучу других окровавленных чипов.
Андроид скрыл под потрепанным одеялом немигающие глаза Сачи.
Вместо ответа он просто сказал:
— Я запрограммирован, чтобы следовать инструкциям.
Медроид встал на пути у Золы, когда она выходила из здания фабрики, и преградил дорогу, вытянув худые руки:
— Пациентам строго запрещено покидать территорию карантина, — сказал он, подталкивая Золу назад, в сумрак дверного проема.
Зола сглотнула панику и остановила робота, положив ладонь на его плоский лоб.
— Я не пациент, — сказала она. — Я даже не больна. Вот, — она протянула руку, демонстрируя внутренний сгиб локтя с незажившими ранками — слишком часто кожу протыкали за последние два дня.
Внутри андроида зажужжал процессор, просматривая базу данных в поисках логической реакции. Потом панель в его торсе открылась, обнаружив третью руку, увенчанную шприцом — и рука потянулась к Золе. Она вздрогнула, ощутив прикосновение нежной кожей, но постаралась расслабиться, пока андроид брал новый образец крови. Шприц исчез в корпусе андроида, и Золе оставалось только ждать, раскатав и одернув рукав, — теперь он прикрывал край перчатки.
Тест, кажется, занял больше времени, чем тогда, на свалке, — и вверх по позвоночнику Золы поползла паника. Что, если доктор Эрланд ошибся? Но тут она услышала низкий гудок, и андроид попятился, освобождая ей путь.
Она выдохнула и пошла прочь по горячему асфальту, не оглядываясь на медроида и его компаньонов. Хувер все еще ждал ее. Сев на заднее сиденье, она приказала отвезти ее во дворец в Новом Пекине.
В прошлый раз ее доставили во дворец без сознания, и теперь она приникла к окну хувера, когда он взмыл над крутой дорогой, ведущей к вершине утесов, окаймлявших город. Она подключилась к сети в поисках информации и узнала, что дворец был построен после Четвертой мировой войны, когда от города остались одни булыжники. Он был спроектирован в стиле Старого света, с равной долей ностальгического символизма и инженерии, возведенной в ранг искусства. Крыши в форме пагод были сделаны из позолоченной черепицы, их окружали горгульи — цилини, но на самом деле черепицы были из гальванизированной стали, покрытой тонким слоем солнечных капсул, которые позволяли снабжать энергией весь дворец, включая исследовательское крыло, а горгульи были оснащены датчиками движения, ID-сканерами, камерами полного обзора и радарами, которые могли обнаружить приближение воздушных судов и хуверов в радиусе шестидесяти миль. Однако все это было скрыто от глаз в вычурной резьбе балок и ярусах павильонов.