Book.

Конечно, они все равно попытались бежать — Джордж все еще голый, Кумико в тонкой сорочке, — но не пробежали вниз и трех ступеней, как дым загнал их обратно.

— Не могу, — сказала Кумико из-за его спины, выкашливая слова с пугающей хрипотой.

В этом дыме было невозможно дышать — он походил на нечто живое, на полчища змей, которые пытаются заползти в горло, чтобы не просто задушить, но отравить и сжечь своей непролазной тьмой.

Джордж вдруг с предельной ясностью осознал, что имелось в виду, когда в новостях сообщали о смерти от задымления. Стоит вдохнуть это раз или два — и твои легкие больше не работают, а еще пару раз — и ты теряешь сознание навсегда.

Сквозь дымовую завесу он различил языки пламени, пожиравшего основание лестницы, так что для них уже не оставалось никакого спасения, даже попытайся они прорваться вниз.

Они отступили обратно в спальню, захлопнули дверь ради всех святых. От дыма и удивления тому, как быстро все происходит, в голове у Джорджа образовалась странная пустота.

— Надо прыгать в окно, — сказала Кумико почти спокойно, хотя по лбу ее текли струйки пота.

Температура в спальне повышалась с каждой секундой.

— Да, — согласился Джордж и подошел за нею к окну.

Они находились прямо над кухней, из окна которой валил сизый дым.

— Высоко, — сказала она. — И внизу бетон.

— Давай-ка я первый, — предложил Джордж. — Поймаю тебя внизу.

— Благородно, — сказала она, — да некогда.

И поставила ногу на подоконник.

Взрывом сотрясло весь дом. Рвануло, видимо, где-то в кухне. Кумико потеряла равновесие и упала назад, в объятия Джорджа. Оба свалились на пол.

— Газопровод, — произнес он.

— Джордж! — закричала она, глядя в глубь спальни.

Комната начала проваливаться, словно стремясь растаять и слиться с первым этажом, что было особенно страшно, ибо лишь в эту секунду Джордж понял, как сильно он рассчитывал на то, чтобы хотя бы пол останется цел. Увы!

— Вперед! — закричала Кумико сквозь грохот. — Быстрей!

Но прежде чем они успели подняться, раздался звук, похожий на исполинский зевок, и дальняя часть комнаты провалилась. Стеллаж с книгами (в основном научно-популярными) рухнул в пламя, рванувшее снизу. По кренящемуся полу поползла вниз кровать.

Кумико вцепилась в подоконник, теперь уже лишь для того, чтобы удержаться над полом, уходившим из-под их ног. Сползавшая кровать застыла на секунду, словно о чем-то задумавшись, и языки пламени прорвались сквозь матрас. Перед глазами Джорджа промелькнуло адское видение — его гостиная, сожранная огнем, — и дым начал затапливать спальню гигантской приливной волной.

— Подтягивайся! — заорал Джордж.

Он все еще лежал на полу, от которого уже почти ничего не осталось. До полного обрушения оставались считаные мгновения. Он подтолкнул Кумико вверх, к окну, и она легко подтянулась; ногу на подоконник, руки на оконные косяки — и вот она уже готова к прыжку. Она в ужасе обернулась.

— Я сразу за тобой! — Он закашлялся, пробуя встать.

Но уже в следующий миг кровать рухнула вниз, унося с собой последние остатки пола. Джордж полетел за ней следом, но в последний момент смог уцепиться за какую-то рейку, все еще торчавшую под окном. Его голые пятки погрузились в бушующее пламя, и он закричал от боли.

— Джордж! — заорала Кумико.

— Прыгай! — заорал он в ответ. — Прыгай, у-мо-ля-ю!

С каждой произнесенной буквой его рот забивался дымом, один лишь вкус которого уже сводил с ума. Он пытался отдернуть ноги от пламени, чувствуя, как поджариваются его пятки, содрогаясь от боли, страха и слез, заливавших глаза.

Он посмотрел вверх, на Кумико.

Которой там уже не было.

Слава богу, — успел подумать он. — Хотя бы она спаслась. Благодарю тебя, Господи!

Он почувствовал, что уступает дыму — как быстро, как быстро! — его мысли мутнели, замедлялись, и мир вокруг исчезал.

Откуда-то издалека пришло осознание, что пальцы его разжимаются.

Откуда-то издалека пришло осознание, что он падает в бушующее пламя внизу.

Откуда-то издалека пришло осознание, что кто-то подхватывает его.

Во сне он взлетает.

Вокруг него клубится дым, а над ним распахиваются огромные крылья. Поначалу он думает, что эти крылья — его собственные, но это не так. Его несут, его держат — он не знает каким способом, однако держат крепко.

Крепко, но нежно.

Крылья распахиваются снова — неспешно, но так уверенно, что он больше не чувствует страха, хотя под ним ревет пламя, способное поглотить весь мир. Они проникают сквозь стену дыма, и неожиданно воздух становится чище, и снова можно дышать.

Он летит теперь сквозь чистый воздух — вверх и вперед, точно пущенная из лука стрела.

Он ничего не весит. Все камни падают с его шеи, как и мир, что остается внизу. Он глядит вверх, но не может различить, что же именно несет его.

Но даже во сне — он знает!

Длинная шея, алая корона на макушке и пара золотистых глаз оборачиваются к нему только раз, и те глаза полны слез.

Слез печали, думает он. Слез бездонной скорби.

И ему вдруг становится жутко.

Полет стрелы кончается, и он опять достигает земли. Касается ногами травы, целящей зеленым бальзамом его обожженные пятки, о которых он вспоминает только теперь, и вновь содрогается от боли.

Его нежно кладут на землю, и он издает долгий, протяжный стон.

Он зовет — и он плачет.

Оплакивая тех, кого больше нет.

До тех пор, пока длинные белые крылья не утирают его слезы и не гладят его по лбу и вискам мягкими, убаюкивающими движениями.

Он хочет, чтоб его сон прекратился.

Он не хочет, чтоб его сон прекращался.

Но все прекращается.

— Джордж?

Он открыл глаза, поморгал — и тут же затрясся от холода. Потому что лежал на заиндевелой траве садика на заднем дворе своего сгоревшего дома.

— Джордж, — снова позвали его.

Он поднял взгляд. Кумико. Он покоился в ее объятиях, а она стояла на коленях в траве. Хотя она, несмотря на тоненькую сорочку, похоже, холода совсем не замечала.

— Как же мы?.. — спросил было он, но тут же закашлялся и сплюнул на тревожно-черный асфальт.