Понпьянскул моргнул. Постепенно воспоминания, похороненные под грудой десятилетий, пробились наверх.
— Кельп, — сказал он. — Волшебное растение из земного океана. — Он продолжал, цитируя сам себя:
— Друзья! Что изменит ваш каталитический баланс? Ответ: кельп. Чудесное растение, рожденное морем и измененное генетически, способное ныне произрастать в pane — соляном растворе, от которого прослеживается происхождение самой крови… Господи боже мой, дальше не помню.
— Он торговал пилюлями из кельпа, — поведал обществу Росс. — Устроил себе контору в какой-то надувной трущобе. Радиация там была такая — можно яичницу на переборках жарить…
— Плацебо, — сказал Понпьянскул. — В те времена Голдрейх-Тримейн был полон дикорастущих. Горняки, беженцы, прожаренные радиацией. Тогда Бутыль нас еще не защищала. А если пациент выглядел уж совсем безнадежно, я примешивал немного обезболивающего.
— Всем нам не дожить до таких лет без некоторых процедур, — сказал Линдсей.
— К черту воспоминания, Мавридес, — рыкнул Феттерлинг. — Росс, я желаю знать, на что спорю. Что я выиграю, если у Понпьянскула ничего не выйдет?
— Мой дом, — сказал Понпьянскул. — В Колесе Фицджеральда.
Феттерлинг широко раскрыл глаза:
— А что поставлю я?
— Проиграв, ты публично разоблачишь Константина и Зенера. Плюс возмещение дорожных расходов.
— Твои чудесный домик, — протянула Маргарет Джулиано. — Невилл, как же ты расстанешься с ним?
Понпьянскул пожал плечами:
— Если будущее — за Константином и его дружками, мне все равно здесь не жить.
— Не забывай, что ты лишь недавно прошел курс, — с беспокойством сказал Феттерлинг. — И действуешь с излишней поспешностью. А мне не слишком-то по нутру выгонять человека из его берлоги. Можем отложить пари, пока…
— Отложить… — проговорил Понпьянскул. — Вот в чем наше проклятие — всегда мы все откладываем на потом… И это когда молодые вгрызаются, впиваются в каждый год так, словно не было никакого «вчера»… Нет, регент, я подтверждаю пари.
Он протянул Феттерлингу руку.
— Заметано! — Ладошка Понпьянскула утонула в лапище Феттерлинга. — А вы, вчетвером, свидетели.
— Я отправляюсь с ближайшим кораблем, — сказал Понпьянскул, поднимаясь. Его зеленоватые глаза лихорадочно блестели. — Мне нужно приготовиться. Очаровательный праздник, Мавридес.
— Спасибо, сэр, — ошарашено ответил Линдсей. — Шляпа ваша, я думаю, у робота.
— Я должен поблагодарить хозяйку.
С этими словами Понпьянскул покинул веранду.
— Совсем чокнулся, — сказал Феттерлинг. — После этой новой процедуры у него крыша съехала. Впрочем, бедняга никогда не отличался стабильностью…
— Какую процедуру он проходил? — прохрипел Фецко. — На вид в нем столько энергии…
— Из непроверенных, — улыбнулся Росс. — Он не может позволить себе зарегистрированной процедуры. Я слышал, он договорился с человеком побогаче и предоставил себя для эксперимента. И они поделили расходы.
Линдсей глянул Россу. Тот спрятал лицо, поднеся ко рту канапе.
— Рискованно, — сказал Фецко. — Потому-то молодые нас еще и терпят. Мы берем их риск на себя. Расчищаем им путь. Отсеиваем негодные процедуры… ценой своих жизней.
— Могло быть и хуже, — сказал Росс. — Он мог нарваться на один из этих кожных вирусов. Сбрасывал бы сейчас кожу не хуже змеи, хе-хе!
Из звукопоглощающего поля, заслонявшего дверной проем, выступил Паоло Мавридес:
— Нора сказала: приходите проводить Клео и мистера Феттерлинга.
— Спасибо, Паоло.
Джулиано и регент Феттерлинг направились к дверям, обсуждая на ходу строительные расходы. За ними засеменил Фецко; ноги его довольно громко жужжали. Росс придержал Линдсея за локоть:
— Минутку, Абеляр.
— Слушаю вас, гуманитар-лейтенант.
— Нет, Абеляр, я не по службе. Ты ведь не скажешь Джулиано, что это я Понпьянскула подбил?
— На незарегистрированную процедуру? Нет, не скажу. Хотя с твоей стороны это было жестоко.
Росс ухмыльнулся с глуповатым самодовольством.
— Понимаешь, несколько десятков лет назад я почти женился на Маргарет… Невилл говорил, что времена моей супружеской жизни могут теперь в любой день наступить снова… Послушай, Мавридес, мне все покоя не дает, как ты последние годы выглядишь. Ты же, между нами говоря, развалина!
Линдсей коснулся своих поседевших волос.
— Не ты первый мне об этом говоришь.
— Вопрос — не в деньгах?
— Нет. — Линдсей вздохнул. — Не желаю, чтобы инспектировали мою генетику. Сейчас столько наблюдателей от Службы безопасности, а я, откровенно говоря, не совсем такой, каким выгляжу…
— Что за хрень, в таком-то возрасте?.. Слушай, Мавридес, я давно подозревал нечто в этом роде. Ведь не зря тебе не позволено иметь собственное потомство. Я тут разузнал об одном месте, очень тихом и конфиденциальном. Конечно, это стоит приличных денег, но зато не задают никаких вопросов и не заводят документации. Все делается втихую. В одном догтауне.
— Ясно. При таком риске…
— Ты же знаешь, — пожал плечами Росс, — что я не очень в ладах с остальными из моей генолинии. Они мне своей документации не дают, приходится проводить исследования самому. Может, провернем кое-что вместе?
— Я не против. Но у меня нет секретов от жены. Ей можно сказать?..
— Конечно, конечно… Значит, договорились?
— Я свяжусь с тобой.
Линдсей положил руку-протез на плечо Росса. Тот еле заметно вздрогнул.
* * *
Новобрачным удалось добраться лишь до беседки, где они застряли в толпе поздравляющих. Линдсей, приобняв Клео, придержал левой рукой за предплечье Фернанда Феттерлинга:
— Береги ее получше, она же у нас совсем еще маленькая.
Фернанд взглянул ему в глаза:
— В ней — моя жизнь.
— Молодец, правильно говоришь. А ту новую пьесу мы пока отложим. Любовь важнее.
Нора чмокнула Фернанда, смазав его косметику. Тем временем молодежь, что собралась в доме, разошлась не на шутку. Танцы на потолочных петлях перешли чуть ли не в драку: молодые шейперы, визжа от смеха, пихались изо всех сил; каждый старался столкнуть соседа с танцтакелажа. Те, кто уже упали, цеплялись за других, болтаясь в половинной гравитации.
Веселые ребята, подумал Линдсей. Скоро многие из них тоже женятся; кое-кто даже сможет, подобно Фернанду, удачно совместить при этом любовь с политикой… Пешки. Пешки в династических играх старейшин, где правила определены капиталами и генетикой.