– Сию минуту, товарищ Клистра, – затараторила Элен.
Клоунесса испепелила Олифанта взглядом, после чего обе женщины удалились.
– Своеобразный вечер, мистер Мори, – улыбнулся Олифант.
Мори, погруженный в созерцание суеты и грохота “Автокафе”, отозвался лишь через пару секунд:
– У нас тоже будут такие заведения, Орифант-сан! Чисто! Быстро! Современно!
* * *
Возвратившись на Хаф-Мун-стрит, Олифант направился прямо в свой кабинет,
– Можно мне войти на минуту, сэр? – спросил сопровождавший его до самых дверей Блай.
Заперев за собой дверь собственным ключом, он подошел к миниатюрному наборному столику, где размещались курительные принадлежности Олифанта, открыл сигарницу и вынул оттуда черный жестяной цилиндрик, невысокий и довольно толстый.
– Это доставил к черному ходу некий молодой человек, сэр. Сообщить свое имя он не пожелал. Памятуя о варварских покушениях, предпринимавшихся за границей, я взял на себя смелость открыть...
Олифант взял кассету и открутил ее крышку. Перфорированная телеграфная лента.
– А молодой человек?..
– Младший служитель при машинах, сэр, судя по состоянию его обуви. Кроме того, на нем были белые нитяные перчатки.
– И он не просил ничего передать?
– Просил, сэр. “Скажите ему, – сказал он, – что больше мы ничего не можем сделать – слишком опасно. Так что пусть и не просит”.
– Понятно. Не будете ли вы добры принести мне крепкого зеленого чаю?
Как только дверь за слугой закрылась, Олифант подошел к своему личному телеграфному аппарату, ослабил четыре медных барашка, снял тяжелый стеклянный колпак, отставил его подальше, чтобы случаем не разбить, и взялся за изучение инструкции. Необходимые инструменты – заводная ручка с ореховой рукояткой и маленькая позолоченная отвертка, украшенная монограммой компании “Кольт и Максвелл”, – не сразу, но все же обнаружились в одном из ящиков письменного стола. Отыскав в нижней части аппарата рубильник, он разорвал связь с Министерством почт, а затем взял отвертку, произвел требуемые инструкцией изменения настройки, надел рулончик ленты на шпильку, зацепил краевую перфорацию за зубчики подающих шестеренок и глубоко вздохнул.
И тут же услышал стук своего сердца, почувствовал молчание ночи, навалившееся из темноты Грин-парка, и немигающий взгляд Ока. Вставив шестигранный конец заводной ручки в гнездо, Олифант начал медленно, равномерно поворачивать ее по часовой стрелке. Он не смотрел, как поднимаются и падают буквенные рычажки, расшифровывающие перфорационный код, не смотрел на телеграфную ленту, выползающую из прорези.
Готово. Вооружившись ножницами и клеем, он собрал телеграмму на листе бумаги:
“ДОРОГОЙ ЧАРЛЬЗ ЗПТ ДЕВЯТЬ ЛЕТ НАЗАД ВЫ ПОДВЕРГЛИ МЕНЯ ХУДШЕМУ БЕСЧЕСТЬЮ ЗПТ КАКОЕ ТОЛЬКО МОЖЕТ ВЫПАСТЬ ЖЕНЩИНЕ ТЧК ВЫ ОБЕЩАЛИ СПАСТИ МОЕГО НЕСЧАСТНОГО ОТЦА ЗПТ А ВМЕСТО ТОГО РАЗВРАТИЛИ МЕНЯ ДУШОЙ И ТЕЛОМ ТЧК СЕГОДНЯ Я ПОКИДАЮ ЛОНДОН В ОБЩЕСТВЕ ВЛИЯТЕЛЬНЫХ ДРУЗЕЙ ТЧК ИМ ПРЕКРАСНО ИЗВЕСТНО ЗПТ КАК ВЫ ПРЕДАЛИ УОЛТЕРА ДЖЕРАРДА И МЕНЯ ТЧК НЕ ПЫТАЙТЕСЬ РАЗЫСКАТЬ МЕНЯ ЗПТ ЧАРЛЬЗ ТЧК ЭТО БУДЕТ БЕСПОЛЕЗНО ТЧК Я ВСЕМ СЕРДЦЕМ НАДЕЮСЬ ЗПТ ЧТО ВЫ И МИССИС ЭГРЕМОНТ УСНЕТЕ СЕГОДНЯ СПОКОЙНО ТЧК СИБИЛ ДЖЕРАРД КНЦ”
Олифант просидел над телеграммой целый час, абсолютно неподвижно, словно в трансе, не заметив даже, как Блай принес поднос, поставил его на стол и бесшумно удалился. Затем он налил себе чашку едва теплого чая, взял бумагу, самопишущее перо и начал составлять – на безупречном французском – письмо в Париж некоему месье Арсло.
* * *
В воздухе стоял едкий запах магния.
Принц-консорт оставил хитроумную, швейцарского производства стереоскопическую камеру и со всей своей тевтонской серьезностью приветствовал Олифанта по-немецки. На нем были аквамаринового цвета очки с круглыми, не больше флорина, стеклами и безукоризненно белый лабораторный халат. Коричневые пятна на его пальцах были обязаны своим происхождением отнюдь не никотину, но нитрату серебра.
Олифант поклонился, пожелал его высочеству доброго дня на том же, принятом в августейшем семействе языке и сделал вид, что осматривает швейцарскую камеру – замысловатое сооружение, чьи объективы слепо пялились из-под гладкого медного лба. На мгновение камера напомнила Олифанту мистера Карта, мускулистого швейцарца, служившего у принца-консорта камердинером, – такие же широко посаженные глаза.
– Я привез Элфи небольшой подарок, ваше высочество, – сказал Олифант.
Как и принц-консорт, он говорил по-немецки с легким саксонским акцентом – долгая миссия, связанная с деликатным поручением королевского семейства, оставила след, столь же неизгладимый, как шрам от самурайского меча. Родственники князя Альберта Кобургского, искусные в древнем ремесле династийных браков, стремились расширить свои крошечные владения – в то время как британское Министерство иностранных дел старалось, по мере сил и возможностей, сохранять теперешнюю раздробленность германских мини-государств.
– Юный принц уже покончил сегодня с уроками?
– Элфи немного нездоровится, – отозвался Альберт, критически всматриваясь сквозь зеленоватые очки в один из объективов камеры. Он взял кисточку, обмахнул поверхность линзы и выпрямился. – Как вы думаете, не является ли изучение статистики излишне тяжелой нагрузкой для юного, неокрепшего ума?
– Что думаю об этом я, ваше высочество? – живо откликнулся Олифант, – Статистический анализ обладает огромными возможностями...
– Вопрос, по которому мы с его матерью сильно расходимся, – скорбно поведал принц. – А успехи Альфреда в этом предмете оставляют желать много лучшего. И тем не менее статистика – ключ к будущему. В современной Англии без нее и шага не ступишь.
– А как у него с другими предметами? – сменил тему Олифант.
– Антропометрия, ее он усваивает вполне хорошо. И евгенику тоже. Серьезные области знания, и не столь утомительные для юных мозгов.
– Я мог бы поговорить с ним, ваше высочество, – предложил Олифант. – Я уверен, что парень старается.
– Поговорите, – пожал плечами принц. – Он у себя в комнате.
Оставив позади продутое сквозняками великолепие королевских апартаментов, Олифант вошел в детскую. Наследник британского престола пулей вылетел из груды одеял и, как был, босиком помчался навстречу гостю, ловко перепрыгивая через рельсы невероятно запутанной железной дороги.
– Дядя Ларри! Дядя Ларри! Здорово! Что вы мне принесли?
– Последний выпуск барона Зорды. В кармане Олифанта лежало сочинение упомянутого барона “Патерностер, паровой бандит” – грошовая книжонка, завернутая в зеленую бумагу и резко пахнущая типографской краской. Первые два выпуска популярной серии – “Некомплектная армия” и “Велосипедисты царя” – вызвали у юного принца Альфреда самый необузданный энтузиазм. Новый опус сомнительного аристократа обещал быть почище предыдущих: картинка на аляповатой, до рези в глазах яркой обложке изображала бешено мчащийся паровой экипаж наиновейшей конструкции – с гладким и раздутым, как лысина Швабры Швырялыцицы, носом и узкой кормовой частью. Отважный Патерностер, высунувшийся из кабины чуть не по пояс, отстреливался из револьвера от невидимых противников. Покупая книгу, Олифант полюбовался ее фронтисписом; там наглый бандит, порожденный воображением барона Зорды, был изображен более подробно – особенно впечатлял его костюм, включавший в себя широкий, усеянный медными заклепками ремень и сильно расклешенные брюки с застегнутыми на пуговицы разрезами обшлагов.