– Очень мило, – хмыкнул Мэллори.
– Чарльстон – город, не менее культурный и цивилизованный, чем любой из британских.
– И ты там родился? – догадался Мэллори и тут же прикусил язык. Он заметил, как нахмурился при этих словах Гастингс, однако был вынужден продолжать: – Ты, наверное, хорошо жил в этом своем Чарльстоне. Вон и собственный негр у тебя есть.
– Надеюсь, ты не из этих аболиционистских фанатиков, – сказал маркиз. – А то у британцев это в моде. Или ты считаешь, что я должен отослать бедного Юпитера куда-нибудь в малярийные джунгли Либерии?
Мэллори едва удержался, чтобы не кивнуть. Он и в самом деле был аболиционистом и поддерживал идею репатриации негров.
– Бедный Юпитер и дня бы не протянул в Либерийской империи, – настаивал маркиз. – Ты знаешь, что он умеет читать и писать? Я сам его научил. Он даже поэзию читает.
– Твой негр читает стишки?
– Не стишки – поэзию. Великих поэтов. Джона Мильтона [109]... да что там говорить, ты о таком никогда и не слышал.
– Один из министров Кромвеля, – с готовностью отозвался Мэллори, – автор “Ареопагитики”.
Маркиз кивнул. Похоже, он остался доволен.
– Джон Мильтон написал эпическую поэму “Потерянный рай”. На библейскую тему, белым стихом.
– Сам-то я агностик, – сказал Мэллори.
– А тебе знакомо имя Уильяма Блейка [110]? Он писал стихи и сам иллюстрировал свои сборники.
– Не мог найти порядочного издателя, да?
– В Англии и до сих пор есть прекрасные поэты. Ты когда-нибудь слышал о Джоне Уилсоне Кроукере? Уинтропе Макуорте Прейде? Брайане Уоллере Проктере? [111]
– Может, и слышал, – пожал плечами Мэллори. – Я кое-что почитываю, в основном – про ужасы и преступления.
Его крайне озадачил интерес маркиза к такому отвлеченному предмету. Самого Мэллори беспокоила сейчас не поэзия, а братья и Фрейзер, оставшиеся на лекции и не знающие уже, наверное, что и думать. Они могут потерять терпение и совершить что-нибудь опрометчивое, а уж это-то совсем ни к чему.
– Перси Биши Шелли [112] был поэтом, прежде чем возглавить луддитов в смутные времена, – продолжал маркиз. – Знай, что Перси Шелли жив! Байрон изгнал его на остров Святой Елены. Шелли держат там в заточении, в том же доме, где жил когда-то Наполеон Первый. Говорят, что с тех пор он написал там целые тома трагедий и сонетов!
– Да ты что? – возмутился Мэллори. – Шелли умер в тюрьме много лет назад.
– Он жив, – повторил маркиз. – Но это знают немногие.
– Ты еще скажи, что Чарльз Бэббидж писал стихи. – Мэллори абсолютно не хотелось обсуждать всякую чушь, его мысли занимало другое. – И вообще, к чему все это?
– Это – моя теория, – гордо объяснил маркиз. – Не столько теория, сколько поэтическое прозрение. Но с тех пор, как я изучил труды Карла Маркса – и, конечно же, великого Уильяма Коллинза [113], – меня озарило, что естественный ход исторического развития был насильственно подвергнут ужасающему извращению. Но вряд ли ты меня поймешь. – Он снисходительно улыбнулся.
– Не бойся, – мотнул головой Мэллори, – все я прекрасно понимаю. Ты имеешь в виду катастрофу.
– Да. Можно называть это и так.
– История вершится через катастрофы. Таков порядок вещей, единственный, какой был, есть и будет. Истории не существует – есть только случайности!
– Ты лжешь! – Все самообладание маркиза рассыпалось в прах.
– Твоя голова забита фантомами, мальчик! – вспылил в свою очередь Мэллори. – “История”! Тебе положено иметь титул и поместье, а мне положено гнить в Льюисе от паров ртути, вот и все твои теории! А радикалам, им плевать с высокой колокольни и на тебя, и на Маркса с Коллинзом, и на этих твоих поэтических фигляров! Они передушат всю вашу компанию в этих доках, как крыс в яме с опилками.
– А ты не очень похож на малограмотного забулдыгу, – процедил маркиз. – Кто ты такой? Чтоты такое?
Мэллори напрягся.
– Ты шпион. – Глаза маркиза расширились, рука метнулась к оружию.
Мэллори с размаху ударил его в лицо, а затем, когда маркиз покачнулся, добавил ему два раза по голове тяжелым стволом “баллестер-молины”. Маркиз упал, обливаясь кровью.
Мэллори выхватил у него из-за пояса револьвер и оглянулся.
В пяти ярдах от него стоял негр.
– Я все видел, – спокойно сказал Юпитер.
Мэллори молча прицелился в него из двух револьверов.
– Вы ударили моего хозяина. Вы его убили?
– Думаю, нет.
Негр кивнул и развел раскрытые ладони; это было похоже на благословение.
– Вы правы, сэр, а он ошибается. В истории нет ничего закономерного. Никакого прогресса, никакой справедливости, один бессмысленный ужас.
– Так или не так, – медленно проговорил Мэллори, – но если ты крикнешь, мне придется тебя застрелить.
– Если бы вы его убили, я бы обязательно крикнул. Мэллори оглянулся на маркиза:
– Он дышит.
Последовало долгое молчание. Негр замер в нерешительности, прямой и напряженный, как струна. Так платоновский конус, уравновешенный на своем острие, ожидает выходящего за рамки причинности толчка.
– Я возвращаюсь в Нью-Йорк. – Юпитер повернулся на одном до блеска начищенном каблуке, неторопливо зашагал прочь и вскоре исчез за нагромождениями тюков и ящиков.
Мэллори был уверен, что шума не будет, но все же переждал несколько минут, чтобы утвердиться в этой уверенности. Маркиз шевельнулся и застонал. Мэллори сорвал с головы потомка крестоносцев окровавленную шаль, скомкал ее и затолкал в нежный девичий рот.
Спрятать безвольное тело за массивную терракотовую вазу было делом одной минуты.
Теперь, когда потрясение осталось позади, Мэллори ощутил оглушительную жажду; его пересохший, словно песком обсыпанный язык с трудом ворочался во рту. Но пить было нечего, за исключением шарлатанского снадобья Флоренс Бартлетт – или как там ее теперь?
Доктора Бартон. Мэллори вернулся к маркизу, нащупал в его кармане фляжку и осторожно прополоскал горло. Да нет, ничего особо страшного. Вкус не из самых приятных и горло немеет, зато щекочет язык, словно сухое шампанское, и, похоже, восстанавливает силы. Он выпил чуть не половину фляжки.
Вернувшись на лекцию, Мэллори сел рядом с Фрейзером.
Полицейский вопросительно приподнял бровь. Мэллори похлопал по рукоятке второго револьвера. Фрейзер едва заметно кивнул.
Флоренс Рассел Бартлетт продолжала разглагольствовать, повергая слушателей в оцепенение почти гипнотическое. Мэллори с ужасом осознал, что теперь она демонстрирует шарлатанские устройства для предотвращения беременности. Диск из гибкой резины, ком губки с прикрепленной к нему нитью. Мэллори содрогнулся, представив себе коитус с использованием этих странных объектов.