Лорена выглядела хорошо. Лорена, как всегда, была Лореной, она никогда не выглядела посредственно. Но сегодня она казалась хрупкой и усталой. Лорена страдала.
Его сердце сжалось при виде ее. Он был удивлен, поняв, что искренне соскучился. Он всегда ходил вокруг Лорены на цыпочках, сознавая, что она опасная женщина, но он забыл, как был привязан к ней, как много она значила для него в той старой жизни. Дорогая старая Лорена: богатая, искушенная, аморальная и утонченная. На самом деле это был его тип женщины: типичная богачка, классическая девочка, выросшая на всем готовом, женщина, которая была действительно верным другом и напарницей. Видеть погруженную в горе Лорену причиняло острую боль. Она была подобна красивым ножницам, которыми почему-то решили стричь колючую проволоку.
— Очень мило с твоей стороны позвонить, Оскар, — сказала она. — Твоих звонков нам всегда не хватает.
— Это приятно. Как дела? Расскажите мне, что там происходит.
— О, помаленьку. День за днем. Доктора сказали, что виден большой прогресс.
— Действительно?
— О, удивительно, что могут совершить в американской системе здравоохранения миллионы долларов. Мы прошли все виды странных нейропроцедур. Он повеселел.
— Понятно.
— Он очень весел. Он устойчив. Он доволен.
— Лорена, я когда-либо говорил, как я бесконечно вам сочувствую?
Она улыбнулась.
— Добрый старый Оскар. Знаешь, я уже привыкла. Я справлюсь с этим. Я не представляла себе, что это возможно. Может быть, это и невозможно, но это выполнимо. Ты знаешь, что действительно меня раздражает? Нет, не все эти выражения симпатии, или освещение в печати, или клубы болельщиков, или что-то подобное… Нет, меня бесят злые дураки, которые полагают, что умственная болезнь — очаровательная, романтичная вещь. Они думают, что сойти с ума — некоторое духовное приключение. Ничего подобного. Это ужасно! Это банально! Я имею дело с тем, кто стал банальным! Мой дорогой муж — наименее банальный человек из всех, кого я когда-либо встречала. Разносторонний, полный воображения, энергичный, умный, обаятельный. А теперь он похож на большого ребенка, не очень умного ребенка, которого можно обмануть и которым можно управлять, но которого невозможно в чем-то убедить.
— Вы смелая женщина. Я восхищаюсь вами! Лорена заплакала. Она утирала глаза наманикюрен-ными пальчиками.
— Вот теперь я плачу, но… Ну, ты не возражаешь против этого? Ты один из тех, кто знал нас раньше.
— Я не возражаю.
Через некоторое время Лорена подняла голову и взглянула на него. Ее хрупкое лицо осветилось.
— Ладно, но ты еще не рассказал мне, как дела у тебя.
— У меня, Лорена? Лучше не бывает! Масса удивительных вещей. Невероятные события, все совершенно замечательно.
— Ты сильно похудел, — сказала она. — Ты выглядишь утомленным.
— У меня теперь много возни с аллергией. Мне хорошо, пока вокруг много воздушных фильтров.
— Как тебе работается с Президентом? Должно быть, в СНБ очень интересно, когда почти началась война.
Оскар открыл рот. Это было верно, война почти началась. Он работал в Совете национальной безопасности и, несмотря на его неопределенный статус, несмотря на то, что его не интересовала внешняя политика, он много знал о наступающей войне. Он знал, что Президент планирует отправить флотилию линейных кораблей через Атлантику без воздушного прикрытия. Он знал, что Президент решительно настроен и война начнется независимо от того, поддержит его Конгресс или нет. Он знал, что для самонаводящихся дешевых ракет и бесконечного множества автоматических самолетов ржавые корыта, составляющие американский флот, — такая же удобная мишень, как утки на воде.
Он также знал, что может потерять работу или даже быть обвиненным в шпионаже, если расскажет это жене сенатора.
— Я только советник по науке, — выговорил он наконец. — Сенатор должен знать намного больше об этом, чем я.
— Ты хочешь поговорить с ним?
— Было бы замечательно.
Лорена исчезла из кадра. Оскар открыл лэптоп, быстро сверился с экраном и закрыл его снова.
В кадре появился сенатор. На нем была пижама и длинный синий бархатный халат. Лицо выглядело опухшим, гладким и странно бесформенным, как будто он потерял власть над лицевыми мускулами.
— Оскар! — Бамбакиас быстро приподнялся. — Добрый старый Оскар! Я думаю о тебе каждый день.
— Это приятно слышать.
— Ты добился изумительных вещей там, в этой научной лаборатории. Изумительные вещи. Мне действительно жаль, что я не могу помочь тебе. Возможно, мы могли бы прилететь завтра! Это было бы хорошо — мы получим результаты.
Голос Лорены зазвучал из-за кадра.
— Завтра слушания, Элкотт.
— Слушания, все время слушания. Ладно. Однако я поддерживаю! Я поддерживаю вас. Я знаю, что происходит, я действительно знаю! Ты добился огромного успеха. У вас нет бюджетного финансирования. Ничего вообще. Дать рабочие места безработным! Гениальный ход! То, о чем ты всегда говорил, Оскар: стоит подтолкнуть политическое противоречие, как оно вылезет с другой стороны. Тогда ты можешь утереть им носы. Хорошая, хорошая тактика.
Оскар был тронут. Сенатор был в состоянии умопомешательства, но когда он кипел энергией, это было легче сносить — тогда в нем, как в старом домашнем зеркале, отражалось прежнее обаяние.
— Вы много сделали для нас. Мы построили гостиницу по вашим планам. Местные жители были очень увлечены этим.
— О, это ничего не значит.
— Нет, серьезно, ваш проект вызвал множество благоприятных отзывов.
— Нет, я думаю, это ерунда. Ты бы видел планы, которые я составлял, когда учился в колледже. Гигантские интеллектуальные марсианские конструкции. Огромные реактивные структуры, сделанные из мембран и перекладин. Их можно было транспортировать на цеппелинах и опускать голодающим в пустыне. Я спроектировал их для конкурса ООН на лучший проект помощи при стихийных бедствиях. Когда США были еще в ООН.
Оскар вопрошающе посмотрел на него.
— Помощь при стихийных бедствиях?
— Они никогда не были построены. Слишком сложно и высокотехнологично для отсталых стран третьего мира, так они сказали. Бюрократы! Я отсидел задницу на том проекте. — Бамбакиас рассмеялся. — Денег для проекта помощи при стихийных бедствиях не было. И никакого спроса. Эту концепцию я позже использовал для небольшого количества стульев. Стулья тоже не пошли. Ничего из этой серии не оценили.
— Сенатор, у нас есть один из тех стульев в офисе директора, здесь, в Лаборатории. Это вызывает у многих благоприятную реакцию. Интересно, а у вас сохранились те планы где-нибудь в архиве, а, Элкотт? Я хотел бы посмотреть их.
— Посмотреть? Черт, да ты можешь их забрать! Это наименьшее, что я могу сделать для тебя.