— Ну ладно. Это верно. Конечно, я бы хотел большего.
— Я могу тебе рассказать, как это могло бы сработать, потому что я не раз наблюдала, как это происходило у других. Ты, Оскар, превращаешься в жену научного деятеля. Я продолжаю вкалывать по восемьдесят часов в неделю, но все же ты можешь обо мне позаботиться, поскольку я кручусь где-то рядом. Возможно, мы могли бы взять ребенка. Но у меня никогда не хватало бы времени на него, я бы мучилась чувством вины и покупала бы ему подарки к Рождеству. Ты мог бы присматривать за домом, следить за финансами и даже заботиться, чтобы моя известность продолжала оставаться Достаточно широкой. Кроме того, ты бы готовил для нас и так далее. Вероятно, это удлинило бы тебе жизнь.
— Ты думаешь, что для меня это звучит ужасно, — ответил Оскар. — Но это не ужасно в том смысле, как ты думаешь. Это как раз вполне аутентично. Проблема в том, что это невозможно. Я не умею поддерживать семью. Я не могу обустроить дом. Мне это никогда толком не удавалось. Я не могу сидеть на месте. У меня были три интрижки с разными женщинами с прошлого августа. Раньше женщины у меня следовали одна за другой, но больше так не получается. Теперь это мультизадачный режим. И, подарив тебе обручальное кольцо, я все равно не смогу измениться. Я это понял только сейчас, и признаю это. Это сильнее меня, я не смогу себя контролировать.
— Терпеть не могу других твоих женщин! — сказала она. — Однако могу себе представить, что они должны чувствовать по отношению ко мне. Это приносит некоторое удовлетворение.
Он поморщился.
— Ты даже не делаешь меня счастливой. Ты наоборот все усложняешь. Я приезжаю к тебе на празднование Марди-Гра как женщина, которая стремится на праздник, чтобы встретиться со своим любовником!
— Это так ужасно?
— Да, это ужасно! Теперь это становится еще более болезненным. Однако отрезвляет.
— Грета, как ты думаешь, у нас есть будущее?
— Я не твое будущее. Здесь будет к ночи другая женщина, она будет красиво одета и сильно пьяна. Она будет заниматься сексом со своим дружком, а если от нее потребуют ответа, скажет: «К черту все это!» Она будет полна праздничным настроением Марди-Гра. У нее есть будущее. А у меня — нет. Я никогда не была твоим будущим. Меня здесь нет по-настоящему. Я просто присутствую.
— Наверное, я более человечен, — заметил Оскар. — Я, по крайней мере, стараюсь подавать факты более мелкими порциями.
— Мы никогда не поженимся, но со временем все это уже не будет иметь значения. Я стану прогуливаться с тобой по пляжу. У меня будут к тебе какие-то чувства, просто как к личности, такие спокойные и простые. И если я доживу до чего-либо подобного, это станет настоящим концом моей жизни. Это будет старость, это будет полное увядание.
Оскар встал с места и подошел к стеклянным дверям. Это было самое горькое признание, какое ему довелось услышать, потому что он был абсолютно уверен в том, что так все действительно и сложится, когда она постареет. Мудрость и общие интересы. Но это будет у нее с кем-то другим. Не с ее любовником. С каким-нибудь студентом, а может быть, с биографом. Но не с ним. Он вышел наружу, стиснув кулаки, и оперся на нарядную решетку балкона.
Большая организованная процессия двигалась по Бурбон-стрит под голубыми и белыми флагами известного мультинационального банка. Мрачные неулыбчивые участники шествия были одеты в трехцветные длиннополые пиджаки, на ногах у них были сверкающие отполированные ботинки. Какая-то группа, одетая в те же пиджаки, стала швырять в толпу мелкие деньги, однако пролы просто отбрасывали эти подачки прочь.
— Посмотри на эту сценку, — улыбнулся Оскар. Грета присоединилась к нему.
— Я смотрю, все развлекаются. Пятидолларовая бумажка, утяжеленная рыбацким грузилом, взлетела над улицей и врезалась в плечо Оскара. Он развернул ее. Это были настоящие пять долларов, все правильно.
— Надо бы запретить все это, так можно и изувечить людей ненароком.
— Фу! Не ворчи! Я прекрасно себя чувствую. Давай лучше пойдем и разложим кровать.
Она повлекла его в спальню. Воздух вокруг них, казалось, сгустился от напряжения.
— Можно, я не буду снимать маску? Он снял пиджак.
— О да! Эта маска и есть ты.
Он принялся за дело особенно тщательно. Он приготовился выполнить все на высоком уровне. В течение их долгой разлуки он не раз представлял себе их встречу. Он разработал многоуровневую эротическую схему со множеством подпрограмм. Простыни намокли от пота, кровь ударила ей в голову. Со странным криком она вдруг сорвала с лица маску, прыжком соскочила с кровати и выбежала из комнаты.
Оскар в тревоге помчался за ней. Грета отчаянно потрошила свою сумку. Наконец, вытащила карандаш.
— Что за… — начал он.
— Т-ссс! — она быстро начла писать что-то на обложке путеводителя по Новому Орлеану.
Оскар нашел банный халат и накинул ей на плечи, потом надел штаны, выпил полбутылки ледяной минералки. Когда пульсация внутри прекратилась, он вернулся на балкон.
На Бурбон-стрит разыгрывались исключительно интересные сценки. Балконы, что тянулись вдоль фасада отеля, были заполнены людьми: там стояли четыре женщины и трое мужчин. Между женщинами, что стояли на балконах, и мужчинами, что столпились на улице, разыгрывалась увлекательная игра.
Женщины показывали незнакомцам грудь в обмен на пластиковые украшения. Мужчины хрипло выкрикивали свои пожелания и швыряли в качестве выкупа бусы. Женщины на улице могли демонстрировать свои прелести мужчинам, стоящим на балконе, а женщины на балконах демонстрировали себя толпе на улице. Это был узаконенный веками ритуал, разыгрываемый как по нотам. Странные и старомодные игры, напоминавшие обычай придерживать даму под локоть в танце.
Симпатичная рыжуха с соседнего балкона собрала вокруг себя большую толпу обожателей. Она поцеловала ухмыляющегося пьяного дружка, стоящего рядом с ней и откинулась, позвякивая громадным количеством золотых, зеленых и малиновых бус, висевших у нее на шее, а затем игриво притронулась к застежке блузы. Толпа взревела, хором требуя демонстрации.
Помучив их и доведя до неистовства, она перекинула связку бус через плечо и обнажила грудь. На это стоило посмотреть. Один из поклонников медленно, но решительно поднял руку и погладил ее сосок. Оскар почувствовал себя как рыбка, которая заглотила крючок.
Он вернулся в гостиничную комнату. Грета уже оторвалась от записей. У нее был бледный и задумчивый вид.
— Что все это значит? — спросил Оскар.
— Странная штука. — Она отложила карандаш в сторону. — Я думала. Я была способна думать о нейрологии, когда мы занимались сексом.
— Да?
— Ну, это было больше похоже на дремы о нейрологии. Ты меня возбудил до крайности, и я была правда на самом краю… ты понимаешь ведь, как ты себя чувствуешь, когда ты на самом краю? И я думала о волновом воздействии на глиальные клетки. И вдруг меня осенило, что стандартный кальциевый волновой метод никуда не годится, что есть лучший способ описать деполяризацию, и я почти ухватила эту мысль, я почти уловила идею и тут застряла. Застряла там на краешке. И я не могла ни отпустить ее, ни двинуться дальше, а наслаждение росло. И тут мои мозги буквально захрипели, и я почти потеряла сознание. И вот тогда меня озарило, это было как сверкающий поток. И тогда я спрыгнула с кровати, чтобы все записать. Он подошел к столу.