— В смысле?
— Была такая женщина Рита Леви-Монтальчини. Ты слышал о ней?
— Нет, но надеюсь услышать от тебя.
— Она тоже была нобелевским лауреатом. Еврейка, в тридцатых годах прошлого века, в Италии. Занималась нейроэмбриологией. Фашисты пытались ее отыскать, и она скрывалась в деревне в какой-то лачуге. Она сделала инструменты из проволоки, доставала для работы обычные куриные яйца… У нее совсем не было денег, и она должна была все время скрывать свое лицо, правительство буквально охотилось за ней, чтобы убить. Но она, несмотря ни на что, сумела получить нужные результаты в своей самодельной лаборатории, самые главные результаты… Она пережила войну, и она уехала. Она бежала в Америку, и ей дали действительно большую лабораторию. Она дожила до девяноста лет, стала нейрологом, знаменитым на весь мир. Она — это как раз то, о чем я говорю, эта Рита.
— Ты не хочешь, чтобы я взял руль?
— Извини, что я плачу.
— Все в порядке. Ты просто освободилась от напряжения.
Они вышли в темноте и поменялись местами в автомобиле. Он тронулся с места, с громким хрустом разбрасывая устричные раковины с обочины. Он уже давно не садился за руль. Он постарался сосредоточиться и быть внимательным. В его планы не входило разбиться. Все становилось все более интересным. В сексе у них был полный провал, но секс в любом случае — лишь часть всего остального. Он нашел подход к ней. Найти подход — именно на это он и рассчитывал.
— Оскар, ты не должен позволить им уничтожить мою Лабораторию. Я знаю, что она никогда не соответствовала тому, что из нее раздули, но это особенное место, оно не должно быть разрушено.
— Легко сказать. В принципе, может быть, это и выполнимо. Но насколько твердо ты настроена бороться? На какие жертвы ты готова?
Ее телефон зазвонил снова. Она ответила.
— Это опять твой друг, — сказала она. — Он хочет, чтобы мы ехали в заведение под названием «Убаззи». Он заказал нам столик.
— Мой друг на самом деле прекрасный человек.
Они добрались до городка Камерон и нашли ресторан. «Убаззи» оказался музыкальным заведением с некоторой претенциозностью дизайна. Ресторан работал всю ночь, и там было много туристов. Оркестр играл классические струнные квартеты. Типичная английская этническая музыка. Удивительно, сколько белых американцев пробилось в быстро развивающийся сектор классической музыки. Они, казалось, имели врожденный талант к исполнению строгой, линейной музыки, которой менее обеспокоенные этнические группы не могли соответствовать.
Фонтено зарезервировал для них столик, как для господина и госпожи Гарсия. Он находился недалеко от кухни и на достаточном расстоянии от бара, где группа техасских туристов в вечерних нарядах шумно и тупо напивалась посреди меди и зеркал. Здесь были тканевые салфетки, приличное серебро, внимательные официанты, меню по-английски и по-французски. Было уютно, и стало еще уютнее, когда прибыл сам Фонтено и занял столик около двери. Вид бдительного, собранного телохранителя, сидящего у двери и наблюдающего за всеми входящими, давал ощущение тепла и расслабленности.
— Я хочу даров моря, — заявил Оскар, изучая меню. — Хорошо бы омара. Я не ел приличного омара с тех пор, как уехал из Бостона.
— Экревисс, — сказала Грета.
— А что это такое?
— Смотри вверху второй страницы. Местная экзотика, ты должен попробовать.
— Звучит великолепно. — Он подозвал официанта и сделал заказ. Грета попросила салат из цыпленка.
Грета начала крутить в руках тонкую ножку бокала, который Оскар поспешил наполнить минеральной водой, чтобы было чем разбавлять джин.
— Оскар, что мы будем делать? Я имею в виду нас с тобой.
— О, наша связь формально неэтична, но это не имеет совершенно никакого значения, когда ты находишься вне работы. Сейчас ты вернешься в Лабораторию, а я поеду на восточное побережье. Но когда я буду снова здесь, мы организуем какую-нибудь безопасную встречу.
— Так делается в ваших кругах?
— Да, так принято. Ну скажем, так делает Президент и его любовница.
Ее брови поползли вверх.
— Леонард Два Пера имеет любовницу?
— Нет, нет, не он! Я подразумеваю старика, того, кто все еще формально Президент. У него была подружка — Памела такая-то, ты не должна знать ее фамилию… Она будет ждать, пока он благополучно не расстанется с должностью. Тогда она получит разрешение на издание книги «Все о…», ну, ароматы, белье, различные вспомогательные средства… Это ее денежная «копилка».
— А что думает об этом первая леди?
— Наверное, то же, что думают и все первые леди. Она предполагала, что станет сопрезидентом компании, а вместо этого была вынуждена в течение долгих четырех лет наблюдать, как чрезвычайные комитеты привязывают ее парня к столбу и публично потрошат как лягушку. Это в самом деле отвратительно. Знаешь, никогда не считал его хорошим политиком, но наблюдать за этой экзекуцией было жутко неприятно. Старик хорошо выглядел, когда он занял свой пост. Ему было восемьдесят два года, ну так что, Партия американского единства вся состоит из стариков, и весь правый прогрессивный блок — это люди пожилого возраста… Но эта должность буквально сломала его. Они публично перетрясли все его старые кости. Я думаю, что они могли бы использовать и давнюю тему «подружки», но учитывая, сколько у него было действительно серьезных неприятностей, громить его еще раз за сексуальную жизнь было бы уже перегибом.
— Я ничего не знала об этом.
— Люди знают. Кто-то всегда знает обо всем. «Его администрация всегда в курсе. Секретная служба знает. Это не значит, что это все обязательно должно стать общественной проблемой. Сеть действительно особая вещь, она не однородна и всегда разная. Есть, вероятно, где-нибудь кто-нибудь, к кому попали видеокадры наблюдения за Президентом и Памелой. Возможно, эти кадры кто-то из охраны обменял у папарацци на кадры со звездами Голливуда. Но все это не имеет значения. Мой отец кинозвезда, он привык к обвинениям в свой адрес, но это были всегда такие глупые вещи — однажды его обвинили, что он ударил кулаком какого-то парня в клубе игроков в поло. Но его никогда не обвиняли в том, что он на короткой ноге с бандитами. Сумасшедшие люди, у которых есть свободное время, могут найти множество сверхъестественных вещей в Сети. Но они — сумасшедшие, независимо от того, что и о ком им известно. Они не фигуры, так что они не в счет.
— И я не фигура. Я тоже не в счет?
— Не принимай это близко к сердцу. Все ваши люди не в счет. Сенатор Дугал, он был вашей фигурой в политической игре. Сейчас вы потеряли игрока, так что у вас ничего нет на игровом поле. Это политическая реальность.
— Понятно.
— Ну знаешь, ты можешь голосовать. Ты гражданин! Ты имеешь один голос! Это важно!
— Верно.
Они рассмеялись.