В зале было шумно.
— Вы не хотите поесть? — громко спросил Ульрих.
Майа посмотрела на проходившего мимо официанта. Куски мяса плавали в темном соусе, гарнированные капустой и вареным картофелем.
— Я не голодна.
— И не желаете выпить немного пива?
— Нет!
— Чего же вы тогда хотите?
— Не знаю. Думаю, просто посмотреть, что здесь происходит. Здесь есть какой-нибудь уголок, где мы могли бы посидеть и спокойно побеседовать?
Брови Ульриха удивленно поднялись, он с нетерпением взглянул на нее, а затем пристально осмотрел собравшихся.
— Сделайте для меня хоть что-нибудь, прошу вас. Вы видите вон ту пожилую туристку с ноутбуком?
— Да.
— Подойдите к ней и спросите, есть ли у нее туристическая карта. Поговорите с ней минуту, шестьдесят секунд, не более того. Спросите, не подскажет ли она, где находится Китайская башня. А затем выйдите из Хофбраухаус, мы встретимся на улице.
— Зачем? — Она обвела его недоверчивым взглядом. — Мне нужно сделать что-то дурное? Вы ведь это мне предлагаете?
— Возможно, это глупо, но очень полезно для нас. Ступайте и поговорите с ней. Никакого вреда от этого не будет.
Майа встала и подошла к пожилой даме, которая аккуратно доедала яичную лепешку, орудуя вилкой и ложкой. Майа отметила, что дама очень элегантная. Дама выпила глоток из бутылки под названием «Фрюхтлимо».
— Извините меня, мэм, вы говорите по-английски?
— Да, говорю.
— У вас есть карта Мунхена? На английском языке. Мне нужно найти одно место.
— Конечно. Я с удовольствием вам помогу. — Женщина открыла свой ноутбук и прошлась по файлам. — Как называется это место?
— Китайская башня.
— О да. Я знаю, где это. Вам надо выйти вот так. — Она показала. — Она расположена в Английском парке. В парке, разбитом графом фон Румфордом в 1790-х годах. Граф фон Румфорд — это Бенджамен Томпсон, американец. — Она дружелюбно поглядела на Майю. — Как интересно, этот древний город построил один из наших соотечественников — американец.
— А то, что Индианаполис перестроили индонезийцы, разве не забавно?
— Да, — нахмурившись, отозвалась женщина. — Все это случилось задолго до вашего рождения. По воле судьбы я родилась в Индианаполисе и жила там, когда индонезийцы купили город. Поверьте мне, в то время мы отнюдь не считали это забавным.
— Огромное спасибо за помощь, мэм.
— Если хотите, я отпечатаю вам карту. У меня в сумке есть скроллер.
— Хорошо. Я должна встретиться с одним человеком, мне пора идти.
— Но до города далеко, вы можете заблудиться. Позвольте мне просто… — Она удивленно осеклась. — У меня пропала сумка.
— Вы потеряли сумку?
— Нет, я ее не теряла. Она была здесь со мной, прямо здесь. — Она огляделась по сторонам, потом посмотрела на Майю и понизила голос: — Боюсь, что кто-то стащил мою сумку. Украли. О боже, что делать?
— Мне жаль, — неловко отозвалась Майа.
— Мне придется обратиться в полицию. — Пожилая дама вздохнула. — Это очень неприятно. Они будут так расстроены, бедняги. Ужасно, когда подобные случаи происходят с иностранцами.
— С вашей стороны очень благородно, что вы подумали об их чувствах.
— Конечно, мне больно не оттого, что лишилась своих скромных сбережений, а от нравов нашего жестокого мира.
— Я вас понимаю, — сказала Майа. — Мне действительно жаль. Я бы охотно отдала вам свою сумку. — Она положила на стол свою сумку. — Тут немного, но я хочу, чтобы вы взяли.
Пожилая дама впервые взглянула ей прямо в глаза. Между ними возникло что-то неуловимое. Глаза женщины расширились, она побледнела.
— Разве вы не сказали, что у вас назначена встреча, — неуверенно произнесла она, — что вы должны с кем-то увидеться? Пожалуйста, я вас не задерживаю.
— Да, верно, — пробормотала Майа. — До свидания. Wiedersehen.
Она покинула Хофбраухаус. Ульрих ждал ее на улице. Он опять надел свой замшевый костюм.
— Вы там слишком долго пробыли, — усмехнулся он, обращаясь к ней. — Пошли. — Он двинулся по улице. В сторону куполообразного перехода.
Спускаясь вниз на эскалаторе, Ульрих открыл свой рюкзак и начал шарить в его глубинах.
— Ага, ну так я и знал. — Он достал маленькие, легкие, как перышко, наушники. — Вот они. Наденьте-ка.
Майа приложила наушник к правому уху. Ульрих заговорил с ней по-немецки. С его губ сорвался поток немецкой невнятицы, и наушник стал синхронно переводить его речь.
— Вот так будет лучше, — повторил наушник на слишком правильном, среднеатлантическом английском. — Теперь мы сможем установить нечто вроде интеллектуальной связи.
— Что? — переспросила Майа.
— Перевод работает, не так ли? — Ульрих перешел на английский и настороженно прислушался.
— А… — Майа прикоснулась к наушнику. — Да, он работает.
Ульрих с облегчением продолжил свой немецкий монолог:
— Тогда все в порядке. Сейчас я смогу вам продемонстрировать, что я куда предприимчивее и умнее, чем доказывает мой скромный английский и неверно построенные фразы.
— Вы только что украли сумку у этой женщины.
— Да, я это сделал. Так было нужно, даже необходимо. А иначе разговаривать с вами было бы слишком тяжело. Я не сомневался, что у женщины ее возраста и положения есть туристический переводчик. Кто знает, может быть, в ее большой сумке найдутся и другие интересные вещицы.
— А что, если они вас поймают? То есть нас поймают.
— Они нас не поймают. Когда я взял у нее сумку, был в леопардовом костюме, а ни одного человека в леопардовом костюме не зафиксировали входящим или выходящим из здания. Есть особые приемы, благодаря которым можно выбраться, не возбуждая подозрений и вполне безопасно. Но это трудное искусство, и новичку не объяснишь. — Ульрих резко похлопал по рукаву своей куртки. — Однако вернемся к делу. Я неплохо понимаю английский, а вот говорю на нем куда хуже. — Он улыбнулся. — Так что вы можете обращаться ко мне по-английски, а в ответ я буду говорить с вашим наушником по-немецки, и мы прекрасно поймем друг друга.
Они сошли с эскалатора и начали пробираться сквозь лабиринт растений в кадках — в основном цихасов, папоротников и гинкго.
— Когда кто-нибудь говорит на плохом английском языке, — пояснил Ульрих, — не следует недооценивать его интеллект, это очень важно. Люди часто кажутся форменными идиотами. Меня не беспокоит, что вы меня недооцените. Но неверная оценка сразу повлияет на наши отношения, и они будут развиваться не так, как надо.
— О'кей. Я вас поняла. Вы прекрасно говорите. Но вы вор.