Брэндон пошатнулся, безуспешно пытаясь встать на ноги. Он поглядел в зеркало на свой втянутый мускулистый живот, нахмурился. Встал на ноги и нашел эластичный ремень.
— А ты долго служил?
— Пять лет.
— Нет проблем, ты мог составить план на пять лет. — Брэндон с резким чмокающим звуком застегнул пояс тугой пряжкой. — И ты выдержал все армейские нагрузки?
— Да, меня там любили. И сразу отправили в офицерское подразделение.
— Ты не страдал от простатита?
— Простатит в прошлом, но сейчас он вновь о себе напомнил, давит иногда. А на уик-энд я ездил на базу в Каир. — Эдриан внезапно осекся. — Филиппе, что ты делаешь с бровями этой девушки?
— Я тороплюсь, у меня считанные минуты, — пожаловался Филиппе.
— Это платье для показа, а значит, на время. Ты бы мог сделать девочке брови тоже на время, в стиле двадцатых годов. Не нужно просто выщипывать их, словно она фурия или вроде того. Это несерьезно. — Эдран покровительственно, по-отцовски потрепал Майю по плечу. — Что-то я не видел тебя здесь раньше, крошка. Ты впервые с Джанкарло?
— Да, я вообще впервые участвую в показе.
— Брэндон, послушай-ка ее, она американка.
— Ребята, вы американцы? — удивилась она.
— Точно, — улыбнулся Эдриан. — Европейцы любят американских парней —широкоплечих, мускулистых, молчаливых, словно скала, двух слов связать не могут. Почему бы нас не любить?
— Они любят в нас мужественность, — заявил Брэндон. — И хорошо за это платят. Вам платят за мужественность, потому она убийственна. — Он рассмеялся.
— У вас расширенные поры, дорогая, — задумчиво сказал Филиппе. — Вы купались в плесени?
— Только раз.
— Вам нужно это делать. Обязательно! У меня есть вытяжка из плесневых грибов, она способна творить чудеса. Попробуйте и сами убедитесь. А сейчас мне нужно увеличить вам лоб и подровнять верхнюю губу. Это может быть довольно болезненно.
Пинцеты щипали, щетки вибрировали, проступили жирные пятна, пудра отреагировала и впиталась.
Через полчаса мужчины были уже полностью одеты. Некоторые уже вышли на подиум.
Филиппе показал Майе ее новое лицо.
У нее не раз менялось лицо, она делала косметические операции в течение многих десятилетий. Как правило, это были несложные процедуры, общепринятые, но, в сущности, никчемные. Некоторые носили функциональный характер, были высокотехнологичными и по-настоящему эффективными — после них лицо становилось «сырым», неотделанным. С таким лицом лучше всего было оставаться дома, в теплой темной комнате, и набираться сил. Но Филиппе проделал искусную работу. Это было прежде всего лицо Майи — но сияющее и без единого изъяна. Изогнутые и чуть подкрашенные ресницы. Тени на веках. Брови вразлет. Шелковая кожа. Ясные зрачки и яркие белки глаз. Губы как два свежих лепестка. Законченное лицо. Человеческое совершенство. Потом на нее надели новый парик, и она стала самой красотой. Это был очень искусно сделанный парик. Он был создан в знаменитом доме европейской моды, там никогда не совершали небрежной работы. Это был просто изумительно красивый парик. Из густых, в высшей степени естественных, блестящих белокурых волос. Дорогой, удобный и столь же удачно сконструированный, как роскошный лимузин.
Парик пришелся ей впору и облегал ее бритую голову плотнее, чем собственные волосы. Когда эти локоны коснулись ее шеи и плеч, она поняла, что о таких волосах любая женщина может только мечтать.
Раздались волнующие звуки гонга. Комнату покинули последние манекенщики. Их сменили лениво вошедшие манекенщицы. Они были высокими, худенькими и полностью одетыми, если не считать необутых ног. Туфли всегда доставляли массу неприятностей, и нервничающие участницы показа то снимали, то надевали новую обувь. Усталые и безразличные манекенщицы выпили настойки, сделали ингаляцию и съели крохотные калорийные палочки с палец величиной. Они едва притронулись к оливкам. Руки моделей манерно подносили к накрашенным губам кусочки, беря их из красиво сервированных тарелок.
Манекенщицы были пожилыми женщинами и выглядели так, как должны выглядеть современные пожилые женщины, находящиеся в отличной форме. Они были похожи на спортсменок, страдающих аменореей. На зрелых гимнасток, полностью утративших юношескую живость. Никаких типичных признаков старости в глаза не бросалось, но они были хрупкими и держались несколько скованно. Все манекенщицы казались высокомерными, изысканными, на редкость сильными, с большими миндалевидными глазами. Можно было представить, что они легки как пушинки.
Их облегающие разноцветные платья подчеркивали узкие бедра и совсем не обрисовывали грудь. Глядя на одежду, ты понимал, что наряды могут быть элегантными и даже женственными, но абсолютно не сексуальными. Великолепно скроенные и сшитые платья, довольно строгие, типичные для банковских служащих, они больше походили на платья дворцовых евнухов из тайного города китайских императоров. Декольте на платьях обнажали кожу, но такая кожа могла быть у пловчих, переплывающих Ла-Манш.
Платья были щедро украшены перьями. Не нежные экзотические перышки, а собранные в пучки, как стрелы в колчане. В этот весенний сезон Джанкарло отдал перьям предпочтение. Кропотливая работа придала украшениям из перьев воздушность, платья выглядели чрезвычайно роскошно.
— Речь идет не просто о сокращении риска, — сказала модель, сидевшая неподалеку от Майи, — вы получаете взамен шесть или пять процентов ставки.
— Я не уверена, что правильно выбрано время для фондов медицинской взаимопомощи, — заметила другая манекенщица. — Кроме того, я католичка.
— Никто не говорит, что нужно пользоваться запрещенными средствами, достаточно просто сделать пожертвования, — терпеливо разъяснила первая модель. Она была трогательно красива и своей одухотворенностью немного напоминала одну из фигур боттичеллиевской «Весны». — Спроси когда-нибудь любого банкира из Ватикана, дорогая. Они все очень милые и быстро с этим разберутся.
Вторая модель удивленно поглядела сначала на Майю, а потом на свои часы.
— Когда ваш выход?
Майа приложила ожерелье к уху:
— Простите, я не говорю по-итальянски.
— Ваши алмазы немного старомодны. Мне нравятся алмазы, — проговорила вторая манекенщица медленно, но правильно по-английски. — А вот прическа у вас не слишком хороша. Она чересчур элегантна, это не в стиле двадцатых годов.
— Вы очень привлекательны, — любезно сказала ей первая модель.
— Mottegrazie , — равнодушно поблагодарила ее Майа.
— Для сексуальных женщин теперь нужно выпускать больше модных вещей, жаль, что у сексуальных женщин не хватает денег, — продолжила первая модель. — Когда я была молодой и хорошенькой, мне платили столько денег! А сейчас для молодых девушек настали трудные времена, и продать свою привлекательность нелегко. Это и правда несправедливо, совсем не справедливо.