Договаривать не стоило. Есть, знаете ли, догадки, что недавнее досадное происшествие с премьером Солсбери планировалось и готовилось людьми, говорившими на русском.
— Кстати, Отто, мы предупредили наших английских… хм… «друзей», что еще одна попытка…
— Две недели назад этот их, так называемый "советник по культуре" в Берлине получил неофициальную, но очень весомую просьбу не делать того, чего делать не стоит. В противном случае… ну тут наш агент слегка увлекся. Он пообещал… хм… адекватный ответ.
— Какое досадное совпадение, — вот только ничего досадного на лице императора не отразилось — напротив, этакое подобие хищной усмешки. — Впрочем, так даже лучше. Пусть островитяне слегка успокоятся, право… и пусть окончательно решат, что Ники — НАШ! Тем сложнее ему будет с ними о чем-нибудь договориться. Что до того, что ты перечислил… — на долгих полминуты Вильгельм замолчал, уставившись, как сыч, в лицо картинного Наполеона, — резон в этом есть. Нужно перетрясти наш русский сектор агентуры. Что-то этакое они определенно упустили. А так — сам знаешь, Отто, нам просто некуда деваться. С Ники надо дружить, отдать ему в жены Викторию, не жадничать с кредитами… в общем, сделать все, чтобы русских олухов не переманили на свою сторону лягушатники или англичане. И вот тут Ники ведет себя просто образцово. Ладно, все это — уже не моя печаль. Я уже слышу шаги старухи с косой… мне остались даже не месяцы — дни, Отто, дни. Постарайся не тревожить меня всякими мелочами…
Рассказывает Олег Таругин
Когда, наконец, после трехнедельного «круиза» по зимней, беспрерывно штормящей Атлантике наш "Адмирал Нахимов" уверенно вваливается в Нью-Йорк, единственное что мне хочется сделать — так это отслужить благодарственный молебен моему ангельскому терпению. Я настолько измотан морской болезнью, что готов вплавь отправиться к берегу, не дожидаясь швартовки. Хорошо, что время в переходе через океан не пропало зря! До скуки не дошло! Я, в сотрудничестве с Пашей Ренненкампфом почти закончил писать "Боевой устав регулярной кавалерии". Книжица получилась весьма солидная. Основным постулатом являлся тезис с определением кавалерии, как совершенно самостоятельного вида войск, призванного решать любые оперативные и даже стратегические задачи. С Эссеном мы усиленно занимались отработкой тактики и оперативных приемов крейсерской войны. Имея в виду действие именно на коммуникациях "Владычицы морей". По утрам вся моя уже довольно многочисленная команда дружно отрабатывала на палубе приемы рукопашного боя (махать руками и ногами, находясь на асинхронно качающейся опоре — увлекательнейшее занятие!). А вечерами казаки и матросы устраивали замечательные концерты, попеременно исполняя песни из «сухопутного» и «морского» репертуара. Только перед самым сном, уже опустив голову на подушку меня убаюкивал ставший привычным рефрен: "Печаль… Печаль… Пе-чаль… Штуцер. Охотничий. Неизвестный…"
Но вот, наконец, и Нью-Йорк. Если бы хоть кто-нибудь сказал мне, что я буду счастлив, узрев тетку с факелом, и чуть не вприпрыжку рвану в "Большое Яблоко", я б даже смеяться не стал. Отправил бы бедолагу на Обухов мост, в желтый дом, и вся недолга. А вот, поди ж ты…
Во главе своей свиты я сгружаюсь на берег, под многократный салют крейсера и береговых батарей. Э-эх, ведь просил же без лишнего афиширования. Что-то у меня на душе неспокойно после парижских событий…
Но все идет более или менее спокойно. Встреча в мэрии преславного Нового Амстердама прошла удовлетворительно. Я не напился до посинения, и, соответственно, не выложил янкесам все то, что я о них думаю, знаю, буду думать и знать. И, слава Богу. Несколько двусмысленных фраз, оброненных мной в ходе торжественного банкета, кажется, остались без внимания. Так что гуляйте братцы, наслаждайтесь "воздухом свободы"…
Собственно говоря, в САСШ мне делать-то особенно и нечего. Форда еще нет, промышленность пока — на стадии развития и подъема, наука — все еще в Европах обитается… Вот разве что Майкельсона прихватить, который, как я помню из курса физики определил скорость света и вообще — был физиком-теоретиком, да еще и не слабым. Вот обживусь здесь как следует, глядишь, к пятидесятилетию Ники первый взрыв в Семипалатинске произведем. Если доживем, конечно… И разумеется ухватить за бока Николу по фамилии Тесла. Вот его я повидать хочу. Я уже поручил Васильчикову и Гревсу организовать нам встречу, да такую, чтобы Тесла не смог отказаться от моих предложений…
— …Государь!
— Слушаю вас, Павел Карлович…
— Васильчиков только что прислал телеграмму: на 5-й Авеню горит компания Теслы…
— Хорошо горит?
— Сергей написал: тушат, тушат — не потушат, заливают — не зальют! — короткий смешок из под нафабренных усов. Удивительно, как быстро прижились в этом мире детские стихи XX столетия. — Государь, а чего он нам сделал-то, сербияшка этот?
— Да ничего такого, друг мой. Просто ему надо помочь сделать правильный выбор…
— …Ваше Императорское Высочество, я глубоко польщен вашим столь сердечным участием к судьбе бедного ученого…
Худощавый человек склоняется в неумелом поклоне. Ну, вот и он, чернокнижник от науки. После вчерашнего пожара, который уничтожил все его невеликое достояние, присланные мною шесть тысяч червонцев оказались куда как кстати. И, разумеется, он тут же кинулся выражать мне свою благодарность и преданность…
— Помилуйте, господин Тесла, что за странные речи? Как всякий образованный современный человек, я пекусь о всемерном развитии науки и техники. Мне доводилось слышать о ваших идеях по поводу переменного электрического тока, я читал ваши статьи…
— Мои статьи, Ваше Высочество?!
В его голосе сквозит такое удивление, что я даже не обращаю внимания на то, что он перебил меня. "Статьи!" А он уже написал хоть одну?! Эк я ляпнул-то не подумавши. Но Тесла тут же успокаивает меня следующим вопросом:
— Обе мои статьи? Но ведь это совершенно специальные работы, предназначенные только для инженеров и физиков…
— Но, милейший господин Тесла! Я уже говорил вам, что отношу себя к числу образованных людей.
Он польщен и растроган. Он горит желанием доказать мне свою благодарность. Предложение переехать в Россию встречает не без внутреннего содрогания, но и без особых противоречий. Вот так: выиграна еще одна пешка в большой игре…
Уговорить Майкельсона переехать в Россию было значительно проще. Не знаю, для чего в начале ХХ века может потребоваться скорость света, но там видно будет. Куда-нибудь да приспособим. И вот мы всей компанией покидаем Нью-Йорк и движемся "на запад, к морю". Главным объектом моего интереса в САСШ стали владельцы газет и их главные редакторы. Еще со времен советского детства и отрочества в моем мозгу укрепился стандартный оборот "продажная буржуазная пресса". Дальнейшая жизнь в при «капитализме» подтвердила абсолютную верность данного определения. И вот теперь я просто вербую себе помощников на будущее. Washington Post, New York World, Chicago Tribune, New York Times и Los Angeles Times — вот мои будущие союзники в информационной войне с янки. Так что сейчас есть прямой смысл прикормить издателей и журналюг, а так же наиболее активных борзописцев. Глядишь пригодятся. По крайней мере, Джозеф Пулитцер принял мое малое подношение и согласился на сотрудничество. Идею о премии поддержал и приятно покраснел, когда я сообщил ему о моем желании назвать премию его именем. Забавно будет, если премию означенного Пулитцера будут вручать только по согласованию с русским цесаревичем, а? Самое главное: все эти херсты, пулитцеры и гулды берут деньги и оставляют расписки о получении. Пусть только кому-то из них придет потом идея написать о России что-то плохое. Васильчиков и Гревс постараются, чтобы расписки оказались где надо и у кого надо!..