Человек во все глаза смотрел на приближавшуюся процессию. Среди пожарищ шествовал сам архимаг, окруженный своими помощниками, тянувшими сильными голосами все тот же торжественный мотив. Онтуэго был без привычной мантии — теперь на нем было парадное одеяние эльфийского принца: богато украшенный драгоценными камнями и золотыми украшениями камзол сочного зеленого цвета, расшитый алмазными нитями, образующими причудливый орнамент — главные символы его клана. Темные, почти черные брюки были заправлены в высокие, до колен, сапоги на высоком каблуке. Казалось, Онтуэго идет по колено в крови — кожа, из которой была сделана обувь, была окрашена в ярко-алый цвет. Длинные светлые волосы эльфа, перехваченные ажурной короной тончайшей работы, красиво ниспадали на плечи. В руках принц держал хрустальную сферу, испускавшую чистый, какой-то поистине пронзительный свет. Внутри же — чародей торопливо прикрыл глаза и вновь широко распахнул их, не в силах поверить тому, что видит, — медленно билось… сердце!
Человек безвольным кулем осел на землю — ноги перестали повиноваться ему; и то же самое творилось со всеми окружающими: люди падали ниц прямо там, где их застало творимое архимагом волшебство, ведь в руках он держал само Сердце Войны. И никто, кроме самого Онтуэго и его спутников, не мог противиться этому. Но, демоны побери, как это возможно?! Перед глазами чародея будто наяву всплыла пожелтевшая страница старинной рукописи. До людей доходили смутные слухи, что один из первых Овладевших Силой якобы смог вывести формулу подчинения самой сути любой войны. Он назвал ее Сердцем (по другим источникам — «Душой») Войны. Ничего более об этом заклинании известно не было, хотя некоторые хронисты и писали, что волшебник все же сумел применить свое открытие — в самом конце Войны Ангелов, поскольку для инициации заклинания требовалось неимоверное количество магической и жизненной энергии. И вроде бы ему удалось осуществить задуманное только потому, что в тот момент Дальир был более чем переполнен этими ингредиентами после гибели огромного количества и магов, и обычных людей. Вот только рукописи утверждали, что это заклинание уничтожало любую тягу к убийству живых существ и было применено как раз для завершения страшной войны, грозившей пресечь жизнь на всем Дальире. Так зачем же Онтуэго провел страшный ритуал и отчего на душе у волшебника сейчас ощущение надвигающейся катастрофы?! В следующую секунду чародей все понял. Боги, как все, оказывается, просто! Все ведь зависит лишь от того, какие цели ты преследуешь: можно остановить убийство, а можно, наоборот, заставить убивать с утроенной энергией — ведь в руках у владельца Сердца находятся самые агрессивные части человеческой души. Уничтожь их, и люди успокоятся, превратившись в пусть и несколько ограниченных, но миролюбивых существ. Но напитай Сердце болью и ужасом умирающих воинов, и все станут бездушными убийцами, жаждущими лишь чужой крови и радостно подчиняющимися тому, кто укажет им на желанную жертву!
«Как же слепы мы были! — с тоской подумал обездвиженный волшебник. — Сами пошли за Онтуэго к месту, где были сосредоточены гигантские запасы дремлющей энергии — магические Стены Запретной Пустоши, сами помогли высвободить их. И сами же собрали весь цвет человеческих войск для „решающего похода“. А теперь сами станем послушными орудиями в руках тех, кого желали уничтожить, вручив себя в их полное распоряжение!» Чародей горько рассмеялся. Это было все, на что он еще был сейчас способен, остальные его умения словно исчезли. Да что там умения — он не мог даже пошевелить рукой! Нет, ну каковы Перворожденные! Пожалуй, только они и смогли бы претворить в жизнь столь изощренный план.
Маг с трудом повернул голову, сидящую на непривычно-чужой, будто одеревеневшей шее, и взглянул на подходящего архимага. Лицо принца сияло, на тонких губах цвела радостная улыбка победителя. Его помощник быстро убрал защитный полог, и Онтуэго неторопливо приблизился к лежавшим на земле военачальникам. Волшебник устало восхитился тому, что спасшая их от гномьих дымов защита на самом деле была, оказывается, всего-навсего тюрьмой для верхушки армии. Онтуэго остановился подле бессильно сверкавшего глазами Вемиша, лежавшего на спине, перевел на него сияющий взор и мягко улыбнулся. Его спутники встали вокруг ровной цепью. Песнь взмыла высоко в ночное небо, растворившись в нем бесплотной птахой, и тяжелое молчание вдруг воцарилось над лагерем. Сердце внутри сферы продолжало равномерно пульсировать. Но вот оно вздрогнуло и забилось быстрее. Еще быстрее и еще…
Она брела из невообразимых далей, брела сквозь непроходимые топи, безжизненные чащи и одиночество пустынь и степей. Чуть жутковатая в своей обветшалой, пыльной одежде, слегка похожей на саван, но все равно величественная, даже несмотря на патину, что покрывала золото ее доспехов под этим жалким рубищем…
Она продиралась сквозь непроходимые заросли и гнилостный смрад болот, уверенно шагая все в одном и том же направлении, невзирая на отсутствие светил на небе и дороги под сбитыми ногами… Но она не терзалась предрассудками — главным сейчас был Зов, что неодолимой силой тянул ее к себе…
Мертвые губы слегка шевелились, повторяя идущие из потаенных глубин разума слова — ей было что сказать людям! И она стремилась поскорее донести до них свою Мудрость, свою непреложную Истину. Ведь они так ждали ее прихода, они сами позвали, чтобы пасть перед нею ниц!..
Высокая фигура, сквозь которую бесстрастно сверкали далекие звезды, появилась в лагере неожиданно и бесшумно. Длинный плащ волочился по земле, проходя сквозь тела лежавших воинов невесомым туманом. Призрачные сапоги, тем не менее, сотрясали землю равномерной тяжелой поступью. Существо приблизилось к принцу и остановилось. Онтуэго, продолжая улыбаться, протянул к нему руки, вручая сферу с Сердцем. Призрак какую-то секунду стоял неподвижно, а затем с громовым хохотом схватил артефакт и хлопнул рукой с зажатой сферой себя по левой стороне груди. Хрустальный шар исчез, а эфемерная фигура мгновенно окуталась багровой дымкой, сквозь которую ослепительно засияло золото древних лат. Покрывавшая благородный металл грязь исчезала, уступая место яркому, более ничем не замутненному блеску. Несколько мгновений, и перед эльфами оказалась величественная женщина-рыцарь в драгоценных доспехах. Ее благородное, горящее неземным внутренним огнем лицо повернулось к Онтуэго, вперив в него исполненный яростной силы взор.
— Проси! — проревела женщина громовым голосом. Перворожденный изящно поклонился и, смиренно потупившись, произнес:
— Помоги мне, о Великая! Я хочу принести свет твоей Истины этим, — небрежный взмах руки в сторону парализованных людей, — дикарям! Дай мне власть над ними, и я буду верно служить тебе!
Женщина пристально смотрела на него своими бездонными глазами.
— Ты не обманешь меня? — спросила она наконец. — Однажды я уже явилась на Зов, но была обманута, повержена и изгнана… Берегись, смертный, ибо теперь я не потерплю обмана!
Онтуэго опустился на колено и, склонив покорно голову, отбросил в сторону свои роскошные волосы, обнажая шею.
— Я вверяю тебе свою жизнь, Мать Войны, — глухо проговорил он, — пусть она станет залогом моей искренности…