– Ах, ничего, да? – понизил голос до зловещего шепота диверсант. – Ты хоть соображаешь, придурок, что надорвешься, и потом нам с Лидой снова придется тебя тащить? А у нас осталось меньше полутора суток, и мы, между прочим, немножечко так спешим!
Девушка наблюдала за сценой из кустов, куда она удалилась по своей надобности, и еле сдержалась. Сначала – чтобы не выскочить и не наорать на сержанта, когда он высказался по поводу их училища, затем, увидев испуганно-виноватую физиономию Патрика, – от смеха. Но в следующую секунду лицо парня вдруг дернулось, и он… заплакал, по-детски хлюпая мгновенно распухшим носом. Лидкино сердце сжалось от жалости, хоть она и понимала, что сержант, конечно же, прав. Обескураженный подобным поворотом, Баков очумело поглядел на пилота и осторожно похлопал его по плечу:
– Эй, парень, ты это чего, а?! Ну все, хватит, хватит. Сейчас твоя командирша вернется, не хватало только, чтобы она тебя в таком состоянии видела! Решит, что тебе совсем плохо, и тащить станет, да еще и на меня в очередной раз почем зря вызверится. Хватит, говорю, мужик ты, в конце-то концов, или кто?..
Патрик пару раз судорожно сглотнул и кивнул, торопливо вытирая слезы рукавом давно потерявшего былой вид летного комбинезона.
– Слушай, летун, тебе сколько лет-то? – неожиданно спросил десантник.
– Двадцать… будет… скоро…
– А, так ты по сокращенной программе, что ли? Ускоренный выпуск… ну, тогда ясно, извини. Не знал. Держись, парень, понимаю, тяжело тебе. Только не геройствуй уж больше, ладно? А то геройство одних другим зачастую боком выходит…
Когда Лидка, нарочито громко шурша выстилавшими землю прошлогодними листьями, вернулась к месту привала, парни уже мирно беседовали. О недавнем напоминал только слегка распухший нос Патрика да смущенный вид сержанта. Девушка подошла ближе, и в этот момент сержант вдруг быстро поднял палец к губам и прислушался. Затем встал, потянувшись, будто разминая затекшую спину, и снова опустился на землю немного в стороне, поближе к лежащей на рюкзаке штурмовой винтовке. Несмотря на то что внешне он казался абсолютно расслабленным, Лидка видела, что на самом деле он напряжен, как туго натянутая струна. Рука его будто бы случайно скользнула вниз, и пальцы сомкнулись на рукояти десантного ножа. Патрик вообще ничего не понял, а девушка, хоть и поняла, просто не знала, как ей себя вести. Тоже делать вид, что все в порядке? Или готовиться к бою? Ее рука медленно двинулась к кобуре, но Баков только покачал головой: мол, не надо. Томительно потянулись секунды.
– Да выходи уже, хватит прятаться! – не меняя позы, неожиданно громко сказал Данила. Патрик вздрогнул, непонимающе взглянул на сержанта и, с похвальной быстротой сложив дважды два, бросил руку к кобуре.
– Сиди уж, вояка… – негромко шикнул на него диверсант. – Сам разберусь.
Несколько мгновений ничего не происходило, затем кусты в нескольких метрах от них зашуршали, и оттуда, спотыкаясь, вышла молодая женщина в порядком изодранной одежде, из-за худобы кажущейся на размер больше, чем надо. Остановилась, щурясь на солнце, приложила ладонь козырьком к глазам – и вскрикнула:
– Лидка!!! Белочка!!! – и бросилась к Бачининой, с силой обняв ее и почти повиснув на плечах. – Лидуська…
Совершенно ошарашенная Лидка чуть отстранилась и, тихо охнув, узнала свою сестру, которую не видела вот уже… да какая разница, сколько, разве в этом дело?! Лика сильно похудела, давно не мытая кожа приобрела смуглый оттенок, спутанные грязные волосы казались не рыжими, а темно-каштановыми. Она выглядела крайне изможденной и нездоровой, вот только глаза остались прежними: яркими, острыми и живыми.
– Лика, – едва слышно прошептала младшая и погладила сестру по голове.
Сестры обнялись и заплакали.
– Ну все, приехали… – мрачно констатировал Данила, убирая ладонь с рукояти ножа и расслабляясь. – Видал, Пат? Вот теперь мы уже точно из графика вышли. Если вообще хоть куда-то еще успеем.
Патрик, на правах второго в отряде мужика, важно кивнул в ответ.
Потом они долго сидели возле костра, разведенного сержантом (вообще-то он старался обходиться без открытого огня, но тут спорить не стал), и, перебивая друг друга, разговаривали. Деликатный Патрик сразу же ушел подальше и улегся спать, Баков вроде как тоже отошел, но, как прикинула Лидка, со своего места он прекрасно слышал все, о чем они говорят. И она могла поклясться, что он не спит, а именно слушает. Но сейчас ей было на это глубоко наплевать.
Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, утолившая первый голод несколькими размоченными в теплой воде галетами (большего сержант ей пока не разрешил), Лика рассказывала о том, что с ней произошло: несостоявшийся репортаж, плен, концлагерь, допросы знаменитого «черного археолога», его смерть и, наконец, подготовленный «полковником» побег. О том, ради чего все это делалось, она поначалу говорить не хотела, но уже к середине рассказа поняла, что скрыть ничего не удастся, ведь иначе никак не объяснишь, почему Генри решился подставить под удар и себя, и всех своих людей в лагере. Лидка выслушала рассказ, внешне оставшись абсолютно спокойной; правда, вовсе не оттого, что откровения сестры ее не заинтересовали, – причина оказалась совершенно иной. Девушка боялась случайно обмолвиться о своей находке, своем сказочном «фонарике». Лика, конечно, почувствовала эту легкую натянутость, но отнесла ее на тот счет, что младшая до сих пор не простила ее поведения в день, когда сообщила родителям о поступлении в кадетское училище. Честно говоря, старшая сестра до сих пор чувствовала себя виноватой, а сейчас – так и вовсе вдвойне. Эх, а ведь еще каких-то лет пятнадцать назад маленькая Лидка со всеми своими смешными девичьими секретами прибегала именно к ней! И она, чувствуя себя взрослой и почти всемогущей, сажала девочку на колени и давала авторитетные, как ей тогда казалось, советы. Слегка снисходительным тоном, но чувствуя при этом такую нежность к младшей… Увы, те времена давно прошли, и теперь между ними уже нет того контакта, что был раньше, и виновата в этом именно она, Лика! Ведь именно она проглядела то, о чем только что рассказала Белка, – оказывается, все эти годы сестра была тайно влюблена в Ромку Самарина, Ликиного одноклассника! Несколько лет под ее носом страдала младшая сестренка, а она об этом даже не подозревала!..
Чувствуя себя неловко, журналистка окончательно скомкала конец рассказа, лишь вкратце коснувшись второй части своей «лесной эпопеи», начавшейся бегством из космопорта и закончившейся их неожиданной встречей. Лика не стала подробно расписывать, как она, выбравшись из разбитого флаера, не сумела сориентироваться по навигационному браслету, поскольку прибор выдавал только ее фактические координаты в системе IPN-навигации, а встроенные трехмерные карты отчего-то оказались заблокированными. Воспользоваться бортовым навигатором флаера она тоже не могла, по вполне понятной причине: поврежденный энергоблок полностью разрядился еще при посадке. Впрочем, Лика примерно представляла, откуда она прилетела, и с рассветом решила возвращаться к городу. Ночь – как выяснилось позже, первую в этом лесу – она провела в кабине, не решившись идти по лесу под моросящим дождем. Ситуация до боли напоминала недавние приключения, с одной лишь, пожалуй, разницей: на этот раз ее никто не искал, и у нее с собой было немного еды. В салоне аэромобиля она нашла забытую кем-то пачку печенья и полупустую пластиковую бутылку с минералкой, так что по дороге можно было пополнять запасы воды. Утром Лика отправилась в путь. Идти оказалось тяжелее, нежели в прошлый раз, – сказывалось и нервное, и физическое истощение, – но она упрямо шла, даже не подозревая, что почти сразу же потеряла направление, понемногу забирая далеко к югу. Скорее всего, путешествие по девственным лесам Посейдона закончилось бы для нее весьма печально, если б не сделанная к вечеру второго дня находка. Посреди обгорелой проплешины, все еще остро пахнущей гарью и какой-то химией, она обнаружила обломки десантного модуля, видимо сбитого во время высадки федеральных войск. От самого челнока почти ничего не осталось, как и от его пассажиров и пилотов, но в нескольких десятках метров от места крушения девушка случайно наткнулась на практически не поврежденный ударом контейнер с пилотским НЗ, неожиданно став обладателем нескольких армейских пищевых рационов. Это было просто спасением, поскольку к исходу второго дня Лика едва волочила ноги. Больше ничего ценного она не нашла, да, впрочем, и не искала, стремясь поскорее покинуть жуткое место. Все последующие дни она просто брела вперед, делая недолгие привалы и питаясь разделенными на крохотные порции концентратами (к этому времени она уже поняла, что заблудилась, и даже в определенной мере свыклась с этой мыслью). Так прошло пять или шесть суток – самым неприятным оказалось то, что девушка потеряла счет дням, – пока не услышала неподалеку какие-то крики. Первым порывом было рвануться вперед, однако осторожность все же взяла свое, и она затаилась в кустах, прислушиваясь к происходящему на поляне. Там ее и обнаружил сержант…