Московенко удивленно взглянул на сосредоточенного как никогда Окуня: если Анаболик, похоже, пошел по пути наименьшего сопротивления, размышляя о приятных его сердцу (и не только сердцу) амурных материях, то Окунев, видимо, истолковал его приказ "думать о чем угодно" несколько своеобразно: чего другого, а фантазии ему было не занимать. Словно в подтверждение этого компьютер-телепат потрясенно переспросил:
— Вы сбросили атомную бомбу на целый город?! И высадились на Луну и Плутон без скафандра?! Да, пожалуй, вы правы — электрический стул очень даже приятное изобретение… Что значит "никто не знает, что Кольцо Всевластия у меня"? Да вы же просто мой незнакомый друг! Ах, как приятно встретить родственную душу! Не знаю, что такое "рыцарь Джедай", [62] но мне безумно жаль вас терять! О, если бы я мог остановить моих маленьких питомцев! Как жаль что я не знал, какие пропасти зла таятся в ваших головах мои незваные, примитивные, многоклеточные друзья. — Ух, а вот это уже грубо — я всего лишь гениальный биокомпьютер, и то, что вы хотели бы со мной сделать — абсолютно нереально. Для этого вам пришлось бы сначала предоставить мне подобное вашему тело…
Авторство не озвученной, весьма, надо сказать, пошлой мысли так и осталось неизвестным, хотя майор и мог себе представить, о чем шла речь. Сам он использовал возникшую передышку (в том, что его мозг в это время был закрыт для вражеского наблюдения он был практически уверен — Окунь и Анаболик успевшие прочесть его каракули раньше других, отвлекали внимание противника по полной программе) на то, чтобы несколькими осторожными мыслями оценить возникшую ситуацию. Итак, враг не только контролирует перемещение их отряда, следя за этим их же собственными глазами, но и узнает о том, что они только собираются сделать одновременно (Если вообще не раньше — мысль, как правило, — майор скользнул взглядом по застывшему Муделю, — опережает действие) с ними. Но зато в этом есть и определенные преимущества: если научиться блокировать собственные мысли (знать бы, как!), то вполне можно впаривать этому перезрелому калькулятору любую дезу — Анаболик с Окунем только что подтвердили это. Более чем подтвердили — в мысли Московенко снова ворвался бесцветный голос биокомпьютера:
— Не знаю, кто такие хоббиты, но то, что вы сделали с вашей собакой, — просто отвратительно! Хотя, честно говоря, эта ваша некромантия мне явно очень даже по душе…
Московенко замер прислушиваясь. И, желая подтвердить свое предположение, внятно произнес про себя: "Так вот где этот паршивый компьютер, мужики!" — и, инстинктивно затаив дыхание, прислушался к своим ощущениям. Томительно пролетела секунда… Вторая… Ничего… Ничего? Ни-че-го!!! Майор был готов расцеловать Окуня — ему удалось-таки отвлечь истосковавшийся по общению компьютер настолько, что он мог думать, не опасаясь более быть подслушанным…
Боясь спугнуть удачу, майор черкнул на листке: "Продолжайте! У вас получается, только не останавливайтесь!" — и сунул писульку под нос говорливому старлею. Тот прочитал и кивнул, то же сделал и Анаболик. "А ведь у них получится! — неожиданно весело подумал Московенко. — Таких болтунов и фантазеров еще поискать. Только бы им удалось отвлечь его настолько, чтобы…"
Что-то огромное и темное пронеслось над головой майора, обдав его отвратительным зловонием, и под восторженное "а вот и моя первая собачонка!" компьютера приземлилось за спинами бойцов. И тут же, сильно оттолкнувшись от пола, прыгнуло на застывших людей.
Быстрота существа поражала, однако уже в следующий миг время для спецназовцев привычно замедлило бег, переходя в знакомый любому профессионалу боевой режим. Неведомая тварь, двигаясь словно в замедленном кино, еще только оторвалась от покрытого слоем ржавчины решетчатого пола, а спецназовцы уже просчитывали, куда она приземлится и каковы будут их ответные действия. Этой способности — опережать время — их никто и никогда не учил. Да и не мог бы обучить — подобных методик просто не существовало в природе: эта способность приходила, простите за тавтологию, со временем и не ко всем.
Находящиеся в коридоре спецназовцы владели ею в полной мере, что давало им пусть небольшую, но все-таки фору… У немцев подобной форы, увы, не было…
Растянувшийся для спецназовцев, казалось, на несколько секунд прыжок существа для солдат Зельца (тоже отнюдь не новичков в военном деле!) выглядел, словно мгновенный темный росчерк в ставшей уже привычной полутьме коридора. Что-то мелькнуло над их головами — и вот оно уже обрушивается на плечи и спину одного из бойцов, того самого, кому Зельц поручил нести огнемет. Спецназовцы единым движением рассредоточиваются вдоль стен, причем Анаболик, отвечающий за безопасность Зельца (в эту маленькую, но, возможно, несколько унизительную подробность операции его никто ранее не посвящал), как и совсем недавно в Городе, мощным рывком уводит капитана из-под возможного удара. Окунь и Нос синхронно вскидывают оружие, выцеливая противника, Глаз, откувыркнувшись с их линии огня, прикрывает. И уже в следующее мгновение время начинает двигаться с привычной ему скоростью. Стволы "калашей" наполняют коридор оглушительным грохотом, к которому спустя еще пару секунд присоединяется раскатистый лай немецких автоматов ("Молодцы, быстро опомнились!" — успел подумать майор, дополняя общую какофонию размеренным, сериями потри выстрела, гулом своего АКСа [63] ). Невидимые строчки набравших максимальную скорость пуль пересекаются с тушей существа, с отвратительным чавканьем погружаясь в его нечеловеческую плоть и выплескивая наружу небольшие фонтанчики наполовину испарившейся крови и деструктурированной мощным динамическим ударом ткани. Неведомая тварь сдавленно рычит от боли, продолжая тем не менее рвать и кромсать оказавшееся столь податливым человеческое тело, а из сгустившейся от огненных всполохов выстрелов коридорной тьмы уже материализуются еще три зловещие и очень-очень быстрые тени…
— Отходим… — бросает Московенко, помогая Анаболику поднять ошарашенного скоростью происходящего Зельца, и, убедившись, что с капитаном все в порядке, направляя ствол оружия в спасительную ("надеюсь, что так!") темноту коридора.
Чисто. Можно идти. За их спиной с новой силой оживают стволы автоматов — майор безошибочно отличает размеренное тарахтенье бессмертных творений Михаила Калашникова от менее гулкого грохота немецких МП — стремительно тающий боекомплект собирает свою кровавую жатву. Спецназовцы, плечом к плечу с уцелевшими немцами (трое, считая с Муделем), отходят следом, отсекая возможное преследование неослабевающим (уже из второго магазина) веером разнокалиберных пуль. Пять метров, десять…
Оказавшиеся весьма живучими кровожадные тени пируют над распластанными телами тех, кто не успел, мертвы только лишь две из них… Двадцать пять метров… Идущий последним Нос упирает приклад в бедро и с нехорошей ухмылкой рвет до отказа спусковую скобу подствольника своего автомата. И прежде чем сорокамиллиметровый тупорылый цилиндрик осколочной гранаты находит свою цель, вслед ему уже несется второй, на сей раз — из АГК [64] майора… Два взрыва почти сливаются в один, заставляя сдетонировать (к чему и стремились!) двадцать литров огнеметной смеси в баллоне первой жертвы этого короткого боя… Коридор — от стены до стены — преграждает сплошная стена первозданного огня, не оставляющего ни малейшего шанса ни отвратительным порождениям биокомпьютера, ни их несчастным жертвам… Сорок метров… Наиболее ретивые языки пламени пытаются догнать людей, — но тщетно… Отряд останавливается, и таинственная река времени окончательно возвращается в привычное русло… Бой не выигран, но и не проигран, счет "четыре-два" в пользу отряда майора. Ощетинившись стволами, спецназовцы ждут новой атаки, но коридор пуст и тих, лишь потрескивает получивший долгожданную пищу огонь, расцвечивая напряженные лица бойцов кроваво-красными сполохами…