— Согласен, — хмуро буркнул Рогов, за полчаса разговора все более убеждающийся в несостоятельности своей версии. Зато и убивать его передумали, уже хорошо. С другой стороны, так ли уж и несостоятельности?! Ведь он по-прежнему чувствует… Операнг неожиданно понял, что так и не сумел подобрать подходящий термин для описания своих ощущений. «Контролирует»? «Отслеживает»? Нет, пожалуй, не то. Скорее, просто знает, что происходит с его двойником в любой момент времени, причем оное время каким-то невероятным образом уравновешивается здесь и там.
Вот, например, сейчас он знает, что автомашина, управляемая капитаном Никоновым, несется по покрытой архаичным асфальтом дороге, а он сидит рядом с водителем, угрюмо глядя вперед сквозь запыленное лобовое стекло. В его руке тлеющая сигарета, и хотя сам он — в отличие от своего реципиента — уже давно не курит, эффект от поступающего в организм никотина воспринимается мозгом так, словно это именно он, операнг Виталий Рогов, только что сделал очередную затяжку. Причем воспринимается настолько реально, что немного кружится голова и во рту появляется полузабытый неприятный привкус…
Пожалуй, попроси операнга об этом контр-адмирал, он даже смог бы в мельчайших подробностях описать салон этого примитивного транспортного средства, по крайней мере, ту его часть, что в данный момент находится непосредственно перед глазами. Нет, Виталий не «видел» происходящего в прямом смысле этого слова: мозг реципиента передавал ему только мыслеобразы, интерпретируемые в понятные и привычные картинки уже его собственным разумом. И это было более-менее объяснимым. А вот сигарета явно выбивалась из ряда вон. С одной стороны, Рогов прекрасно понимал, что он не курит и никоим образом не зависит от никотина, с другой, его мозг имел на этот счет несколько иное мнение. Интересно, если Никонов сейчас резко затормозит, и тело реципиента там бросит вперед — здесь он это тоже ощутит? Или все же есть некоторый предел? В том смысле, что он может ощущать лишь то, с чем некогда соприкоснулся в реальной жизни? Ведь когда-то Рогов курил, значит, его разум помнит ощущение от поступающего в кровь никотина? Так, стоп, ведь это вовсе не сложно проверить… ха, так вот же и ответ! Он все-таки может подтвердить свои слова; подтвердить так, что никто не усомнится!
— Сергей Николаевич, я, кажется, сумею доказать свою правоту. Среди ваших специалистов наверняка есть нейрофизиолог с соответствующей аппаратурой? Нужно, чтобы он снял мою энцефалограмму, или как там у них это называется. Желательно, не затягивая, ведь я не знаю, что собирается делать моя копия дальше.
— Что? — контр-адмирал с интересом взглянул на спецназовца. — Ты о чем, Рогов?
— Болевой импульс, который получит мой двойник в прошлом, как я понимаю, будет воспринят моим собственным разумом так, словно это произошло здесь и со мной. Не поняли? Короче, там есть такая штучка, прикуриватель называется, я… ну, то есть он, только что зажег от него сигарету. Это такой металлический цилиндрик с раскаленной спиралькой внутри. Я прикажу — или попрошу, пока еще не знаю, как это будет, — приложить его к руке, прямо к голой коже. Боль от ожога, если я все правильно понимаю, окажется одинаковой для нас обоих, и аппаратура это зафиксирует. Думаю, подделать подобное невозможно физически. Попробуйте, вы в любом случае ничего не теряете.
Аверченко несколько секунд выжидательно смотрел на операнга, затем протянул руку, коснувшись клавиши настольного коммуникатора:
— Научный отдел, срочно. С Вернером соедините. Да, я. Густав, послушай…
Стоящий напротив «опера» человек натянуто улыбнулся:
— Ну, что ж, если вы, м-м-м, не передумали, давайте начнем.
Рогов, сидящий все на том же стуле, лишь пожал плечами. Никаких особых изменений в кабинете за последние полчаса не произошло, разве что его голову теперь едва заметно сжимал обруч с несколькими мнемодатчиками — на висках, лбу и затылке. Еще несколько датчиков прикреплялись к запястьям и груди. Виталий понятия не имел, какие именно параметры они собираются фиксировать, да его это как-то и не особо интересовало.
— Итак, вы считаете, что сумеете войти в, м-м-м, непосредственный контакт со своей отправленной в прошлое психокопией? Что ж, у меня все готово, можете, м-м-м, начинать. Я в курсе, как вас некогда учили сдерживать боль, но сейчас постарайтесь сделать все с точностью до наоборот. Расслабьтесь и, — научник на миг замялся, все-таки отведя в сторону искренне-заинтересованный взгляд, — не сдерживайтесь. Это лишь упростит нашу, м-м-м, процедуру.
Операнг, которого за последние несколько минут уже успело жутко достать бесконечное мычание, снова пожал плечами и прикрыл глаза. Не то чтобы это помогало ему сосредоточиться, скорее, просто давало возможность не видеть этого одновременно и скептического, и глубоко заинтересованного лица.
Самым идиотским было то, что Виталий до сих пор и понятия не имел, сумеет ли он и на самом деле вызвать свою копию, добившись сколько-нибудь определенного контакта или ответа. Глубоко вздохнув, Рогов замер, глядя в принадлежащий далекому прошлому мир глазами двойника. Томительно протянулась минута, вторая… сотрудник научного отдела переглянулся было с контр-адмиралом, и в этот момент операнг вздрогнул и отчетливо застонал от боли. Левая рука его инстинктивно дернулась. Научник скосил глаза на развернутый над столом портативный голоэкран, сморгнул внезапно расширившимися глазами и многозначительно поджал губы.
Наблюдавший за ним контр-адмирал тоже взглянул на экран и непонимающе пожал плечами. Операнг же, медленно стравив воздух сквозь плотно сжатые зубы, раскрыл глаза, взглянув на сотрудника научного отдела:
— Получилось? Вы что-то заметили?
Ученый, отчего-то покраснев, быстро закивал головой:
— Да-да, конечно. Все верно, все, м-м-м, именно так, как вы и говорили! Весьма выраженный всплеск активности, полностью соответствующий ожидаемому болевому воздействию. Да, собственно, вот, — он неожиданно схватил своими узкими неприятно-прохладными пальцами предплечье Виталия, переворачивая его тыльной стороной вверх. На коже, сантиметрах в десяти от запястья, наливалось ярко-малиновым цветом пятно свежего ожога: — Это так называемый стигмат, весьма известный в психиатрии симптом. Означает некое вымышленное, психогенное повреждение, своего рода фантом. Человек настолько верит в происходящее…
— Короче, — резко оборвал его Аверченко. — Вы зафиксировали болевой импульс? Он прав или нет?
— Однозначно, да, — обиженно буркнул ученый, собирая свою аппаратуру. — Судить, прав ли он, я не могу, поскольку меня, м-м-м, мягко говоря, не посвящали во все детали, но больно ему было, причем очень больно. Термическое повреждение кожи реципиента вызвало стопроцентно адекватную реакцию со стороны как периферической, так и центральной нервной системы донора. То есть мозга, проще говоря. Мое мнение — он прав. Как бы безумно это, м-м-м, ни звучало.
— Хорошо, идите, Ионеску. Вашему шефу я сам сообщу, а вы, пожалуйста, держите пока язык за зубами, хорошо? Ступайте, мне еще нужно кое о чем переговорить с нашим… испытуемым.