Вернув оружие на место, я задернул молнию и вытащил из коробки ноутбук. Вторую сумку, подозрительно похожую на только что осмотренную, я даже не стал открывать, ткнув, чисто ради эксперимента, ногой. Ну, если дражайший Анатолий Петрович не затарился про запас консервами и разводными ключами, то там тоже явно что-нибудь огнестрельное.
Отодвинув подальше остатки скудного завтрака, я поставил комп на стол и поискал взглядом ближайшую розетку, оказавшуюся, ясное дело, советского образца, с узкими дырочками и отсутствием контакта заземления. Ладно, чай, не впервой. Можно перочинным ножиком отверстия расширить, можно просто загнать вилку силой – пробовали, знаете ли, прекрасно входит, с хрустом, так сказать. Правда, вытаскивать ее придется вместе с крышкой розетки, но это уже детали. Мы, в конце концов, мир спасаем, или как?!
Все случилось слишком уж быстро. Настолько, что никто из десантников не успел не то что понять, но даже просто осознать произошедшего. На смену яркому солнечному свету вдруг навалилась абсолютная темнота, тут же взорвавшаяся короткой белой вспышкой выбивающего искры из глаз удара – и вновь наступила темнота. Проскрежетала упавшая винтовка, сдавленно охнул кто-то из товарищей, что-то пребольно врезалось в висок и щеку – на чем, собственно, все и закончилось.
Спустя секунду из темноты раздался обиженный голос вечно недовольного Гвоздева:
– Командир, это чего, а? Что произошло-то? Кто-то вообще понял? Эй, вы живы там?
– Заткнись, Гвоздь… – Баков с трудом перевернулся на бок. Упал он, судя по всему, на спину, к тому же весьма неслабо приложившись затылком. Не просто упал, а грохнулся с приличной высоты: метра три-четыре, как навскидку и по ощущениям. Странно – индивидуальный бронекомплект как раз и разработан таким образом, чтобы при падении навзничь надежно защитить голову. Да и вообще, падающий на спину человек всегда рефлекторно пригибает ее к груди, спасая уязвимый затылок. Но с рефлексами сегодня что-то не заладилось: голова не то что гудела, словно пресловутый колокол, а ревела стометровым горным водопадом. Спасибо, хоть сознания вроде бы не терял… или терял, хрен его знает?! Смутно как-то все, и башка гудит… – Коротков, жив?
– Угу. – Бронекомплект ефрейтора зашуршал по камням парой метров правее. – Только не вижу ни хрена, и «вышка» куда-то улетела. Фонарь у кого-то есть? Свой не найду…
– У меня. – Уже успевший подняться на колени Данила пошарил рукой, отыскивая и отцепляя от пояса десантный фотонный фонарь. Поверхность под ним была гладкая, каменная и явно наклонная. Ага, вот и ответ на вопрос: при падении на наклонную поверхность немудрено приложиться затылком, даже будучи в защитном комплекте! Хорошо, хоть фонарь не разбил, падая.
Вообще, глупая, конечно, ситуация, но приборы ночного видения были намертво вмонтированы в жесткую скорлупу, которую он сам и разрешил снять еще в лагере. Индивидуальная же броня подобных технических изысков не предусматривала: комплект призван защитить жизнь десантника – и не более того.
– Куда-то мы провалились, под землю, что ль? Я вроде как метров с трех навернулся, – словно разговаривая сам с собой, сообщил Гвоздев. – Кстати, кому интересно, блокаду вроде сняли, по крайней мере, я ее не чувствую и навигатор снова пашет, только чип по-прежнему дохлый, даже тест не проходит. У тебя тоже, командир?
– Ага. – Сказал сержант чистую правду: даже не будучи большим любителем мнемоконтакта, сейчас он ощущал, что нейросенсорный имплант мертв. Словами это довольно трудно объяснить, надо именно чувствовать: одно дело носить в себе намертво спаянного с твоим разумом электронного паразита (точнее, не паразита, конечно, а самого что ни на есть полезного симбионта) и совсем другое – мертвый кусочек металлокремния.
Нащупав пальцем клавишу, Даниил врубил свет, сразу же включив фонарь на максимум. Ослепительно-белый луч легко взрезал густую, словно смола, тьму и, отразившись от противоположной стены, лупанул по глазам. Зажмурив изукрасившиеся разноцветными кругами веки, Баков коротко выругался, на ощупь убавляя мощность фотонника.
Они в пещере, это он еще успел рассмотреть. В здоровенной пещере с гладкими, сильно отражающими свет эбонитово-черными стенами.
Выждав несколько секунд и успев удивиться молчанию обычно неугомонного Гвоздева, сержант приоткрыл глаза, осматриваясь.
Шар – точно такой же, какой они видели буквально несколько минут назад – он заметил сразу. Правда, этот вовсе не был заточен в каменный плен, а свободно парил, словно снабженный собственным антигравом, под куполом огромной сферической пещеры. Большего он рассмотреть не успел – и без того слишком долго молчавший Гвоздь наморщил нос, покрутил головой и изрек:
– Слышь, командир, а чем это тут воняет-то, а?
Сержант медленно повел лучом вдоль стены, постепенно опуская его все ниже и ниже.
До тех пор, пока не увидел это…»
– Ага, вот даже как? Никак строптивая дева муза посетить изволила? – неожиданно вошедший контрразведчик был настроен вполне благодушно. – А где Мариша?
– Купаться пошла. Говорит, заснула только в половине четвертого, а через полчаса ее Коля уже из постели выдернул. Типа без душа уснет. Я пытался, конечно, объяснить, что здесь и в прежние времена горячей воды не было, а у холодной чисто символический напор, но…
– В половине четвертого? – перебил меня Анатолий Петрович. – Это получается, как раз, когда ты мне позвонил, да? Хм, интересно. – К чему он это сказал, я так и не понял, а переспросить просто не успел: полковник, словно неожиданно позабыв про сказанное, кивнул на мирно шелестящий на столе ноутбук: – Можно полюбопытствовать?
– Да там и читать-то нечего, – я поднялся со стула, – так, пара тыщ знаков для разминки. Правда, вот насчет содержания…
– Разберемся. – Полковник уселся перед монитором… и буквально через минуту резко обернулся ко мне. От недавнего благодушия не осталось и следа: пожалуй, такого выражения я на его лице еще не видел – не лицо, а стальная маска, напрочь лишенная каких бы то ни было эмоций.
– Вот и я о том же. Только умоляю, не спрашивай «откуда» – все равно не отвечу. Просто взял – и написал. И все.
– Ты хоть понимаешь, ЧТО это значит? – отвратительно-спокойным тоном спросил контрразведчик. Затем, оглянувшись на дверь санузла, из-за которой доносилось страдальческое оханье Марины, не привыкшей к омовениям под ледяной водой, неожиданно поднялся на ноги: – Пошли-ка в коридоре подымим, герр демиург.
– Ну пошли, – пожал я плечами, – что, секреты начались?
– Да какие на хрен секреты, – мрачно буркнул он, – нам только до секретов сейчас. Просто хочу спокойно порассуждать с тобой на пару. И об этом, – он кивнул на ноутбук, – и еще кое о чем. Все равно собирался, а уж теперь-то…
Пройдя по длинному коридору, печально похрустывавшему под ногами вздыбившимся от сырости линолеумом, мы остановились у окна в торце. Стекла были серыми от пыли, но, на удивление, целыми, хотя на двух верхних этажах – это я успел рассмотреть еще из машины – многие рамы были просто забиты кусками фанеры.