— Потому что я с уважением отношусь к тем, кто принимает сильные решения, даже такие… — Нав потер ладони, показывая, что тщательно подбирает слова. — Мне очень жаль, что именно я причастен к твоему горю, но я не в силах ничего изменить. Могу лишь сказать, что я никогда не опускал рук, потому и выжил.
Тоном, не словами, но интонацией, Ярга заставил девушку понять, что действительно понимает ее боль.
— Ты терял близких?
— Я потерял целый народ.
Странная фраза, однако Лая поверила мгновенно. Таким тоном не может лгать даже нав. В умных глазах Ярги пряталась настоящая, непреходящая боль. Невероятная, недоступная простым обывателям тоска.
— Как тебя зовут? — тихо спросила шаса.
— Ярга.
— Ты не просто нав…
— Я — первый князь Темного Двора. Самый первый. — Ярга не стал повышать голос, ему этого не требовалось, достаточно было читающейся в нем несокрушимой твердости лучшего навского клинка. — Я тот, кто завоевал для Нави Землю. Я — победитель асуров. Повелитель драконов. Я тот, кто вел Тьму вперед, кто подарил ей Вселенную.
— Ты погиб во время нашествия людов? Пожертвовал собой, чтобы остатки навов успели уйти в Тайный Город?
Темный Двор не заострял внимания на некоторых исторических деталях. Летописи навов не лгали, просто в них упоминались не все факты, а потому обитатели Тайного Города простодушно считали, что тот князь, который привел Навь к победе над асурами, и правил до войны с людами.
— Свою награду я получил много раньше, — спокойно ответил Ярга. — Я потерял все, включая тело. Я проиграл бой за будущее Нави, я видел смерть тех, кто шел за мной, за первым князем. Я слышал, как останавливается их дыхание, как перестают биться их сердца, как вытекают из разорванных тел последние капли крови. Я видел, как Тьма поглощает Тьму. Я потерял все. И все то время, что ты называешь историей, я пробыл в заточении. Представляешь? Я не видел солнца с самого пришествия Нави.
Лая тряхнула головой. Верить? Да, верить. Голос Ярги обволакивал, глаза гипнотизировали, а исходящая от фигуры сила туманила голову.
— Где ты был?
— В Железной Крепости.
— Они ведь разрушены.
— Все, кроме одной. Ее превратили в тюрьму.
— И теперь ты освободился…
Она не спрашивала, она просто констатировала факт, однако получила ответ:
— Однажды я покорил этот мир. У меня есть опыт.
Лая внимательно посмотрела на Яргу, но оставила его фразу без комментария. Помолчала. Затем осторожно спросила:
— Ты сказал, что не будешь мне мешать… Почему?
— Потому что служить мне право, которое дается лучшим. Обычно за это право борются. Но всегда принимают добровольно.
— Ты хочешь, чтобы я тебе служила?
Лая задала вопрос таким тоном, что Ярга понял: наживка проглочена. Однако нав не расслабился, наверное, потому что не умел.
Легкое, едва уловимое движение вперед, теперь их лица разделяли десять, может, пятнадцать дюймов, не больше. Теперь они были похожи на единомышленников. Теперь они были почти вместе.
— Как ты думаешь, Сантьяга знает о моем возвращении?
— Сантьяга знает обо всем. — Лая произнесла аксиому, в которую свято верили все жители Тайного Города.
— А как ты думаешь, Сантьяга знал о том, что я заинтересуюсь контрабандистами?
Главный вопрос. Ответ на него может стать клятвой верности.
И стал.
— Я же сказала, что ты не виноват в смерти Манана, — тихо, но очень твердо произнесла девушка, глядя Ярге в глаза.
Молодая шаса и, возможно, самое старое на Земле существо. Неопытная девчонка и полководец, победивший в самой страшной в истории войне, развеявший по ветру первых детей Спящего. Был ли у нее шанс? Откуда.
Она сделала все, чего он добивался, она согласилась со всем, она отвергла свое прошлое, но Ярга продолжал говорить, не останавливался, не расслаблялся:
— Сантьяга хотел использовать контрабандистов в качестве наживки. Не предупреждая, не рассказывая об опасности. Он следил за их перемещениями, надеясь выйти на меня. Он играл ими, как пешками. Сначала погиб Косар, теперь — Манан. Горе пришло в твой дом, Лая, но разве стоит оно той игры, что мы ведем с Сантьягой? — Ярга поднялся. — Мой дом — твой дом. Ты можешь входить в любое помещение, дверь которого открыта. И… следи за вещами, у этого баламута… — кивок на орангутана, — длинные и загребущие руки.
Обезьяна — к легкому удивлению Лаи, она уже освободилась из клетки — скорчила гримасу.
— Но если тебе интересно мое мнение… — Ярга наклонился к девушке, — я бы советовал тебе поплакать, Лая. Тебе нужно освободиться от боли.
* * *
— Скажу откровенно: очень странный диалог. — Сантьяга покачал головой. — Создается полное ощущение натянутости или… неестественности происходящего.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Схинки.
— Поведение Лаи.
— Женщина инстинктивно потянулась к моему господину, увидев в нем надежду.
— Да, да, я вас понял. — Комиссар легко взмахнул рукой. — Тем не менее поведение показалось мне необычным.
— Хорошо, скажу так: женщины существа непредсказуемые. Вас устраивает?
— Не совсем.
— Вам не угодишь, — развел руками Схинки.
— Достаточно сказать правду.
— Я стараюсь.
— Возможно…
Быстрый взгляд, быстрый ответный взгляд. Очень немногие люди и нелюди могли похвастаться тем, что выдержали взгляд комиссара Темного Двора, однако Схинки уже зарекомендовал себя крепким орешком.
— Я помню, что вы обещали за ложь, комиссар.
— Но вы не боитесь, — медленно произнес нав.
— А вам бы хотелось?
— Нет. Необязательно. Достаточно того, что вы учитываете мои слова при ответах.
— Учитываю, — нехотя признал Схинки. И почесал подбородок. — Разговор Ярги и Лаи передан дословно.
— Сам разговор — да, но…
Сантьяга пошевелил пальцами.
— Что вас смущает?
— Нет, все в порядке. — Комиссар сделал глоток коньяка. — Как повел себя Грим?
— С ним получилось веселее. И менее предсказуемо.