– Все равно, – ответил Тито.
– А я, пожалуй, начну погрузку, – вызвался его кузен, легонько пнув носком ботинка груду черных мешков.
Вьянка передала ему свежую пару хлопчатобумажных перчаток.
– Помочь? – вызвался Тито.
– Не надо. – Бродерман натянул перчатку и погрозил кузену белым пальцем. – Повредишь себе что-нибудь, растянешь, а Карлито нам головы оторвет.
– Он прав, – на полном серьезе поддакнула Вьянка, надевая бейсболку вместо бумажной сеточки. – Так и доиграться можно. Ладно, давай сюда бумажник.
Тито повиновался.
Она достала два документа, оформленных на фамилию, которой чаще всего пользовались в их семье, – Геррера. Adios. [101] А деньги и карточку на метро оставила.
Тито посмотрел на кузена, потом на кузину – и опустился обратно на матрас.
Лежа в полном облачении на постели, затянутой гостиничным покрывалом, Милгрим думал о новой таблетке. Эзотерический эффект от «Райз» отдаленно напоминал впечатления от поедания исключительно горячего цыпленка, жаренного в сычуаньском стиле с острым соусом.
И не просто горячего, а еще и должным образом приправленного. Настолько, что посетителю приносят блюдце с ломтиками лимона, которые нужно высосать, чтобы немного смягчить последствия ожога. Как давно уже Милгриму не доставалось такой пищи. Он и забыл, когда получал от еды удовольствие. В последнее время мужчина свыкся с китайскими блюдами преувеличенно кантонского направления, вроде той безвкусной мешанины, которую принесли ему в прачечную на Лафайет-стрит, а сейчас вдруг отчетливо вспомнил то удивительное ощущение, когда запиваешь нешуточный ожог от пряностей чашкой холодной воды, и та заполняет рот целиком, но странным манером не касается кожи, как если бы все внутри покрывала серебристая молекулярная мембрана китайской антиматерии, чудо-изоляция из волшебной сказки.
Вот и «Райз» вызывал похожее чувство, только роль холодной воды играло желание быть собой, или быть собой хотя бы в главном, или же просто быть, что на деле сложнее всего. Причем если рецепт погрубее заставил бы выплюнуть воду, то после «Райз» ее хотелось держать и держать во рту, наслаждаясь ощущением серебристой мембраны.
Не открывая глаз, Милгрим почувствовал, как Браун приблизился к незапертой двери между комнатами. И неожиданно услышал собственный голос:
– Любая нация зиждется на своих законах, которые не зависят от внешних условий. Человек, изменяющий принципам в зависимости от обстановки, лишен их вовсе. Нация, изменяющая собственным законам, не имеет их вовсе и по прошествии времени теряет свое лицо.
С этими словами он распахнул веки: разумеется, Браун стоял на пороге с полуразобранным пистолетом в руке. Вечерняя чистка, смазка и проверка оружия превратились для него в ритуал; так по крайней мере казалось Милгриму, который ни разу не видел, чтобы Браун стрелял в кого-нибудь.
– Что ты сказал?
– Неужели мы вправду настолько боимся террористов, что готовы своими руками разрушить основы общества, которые сделали Америку Америкой?
Милгрим слушал себя как бы со стороны, все более проникаясь изумлением. Откуда брались эти мысли? Прежде они не мелькали в его сознании... Ну, может быть, и мелькали, но не в таких лаконичных, отточенных формулировках, против которых, пожалуй, нечего было возразить.
– Какого хре...
– Если да, значит, враг своего добился. Ведь в этом и заключалась его цель, его единственная задача – запугать нас, принудить отказаться от правовых норм. Отсюда и слово – «террорист». Страх перед угрозами заставляет нас подрывать свои же общественные устои.
Браун разинул рот. Потом закрыл его.
– А причиной тому давно известное заблуждение, которое внушает человеку нелепую веру в лотереи. С точки зрения статистки, почти никто и никогда не выигрывает по билетам. Вот и акции террора, с точки зрения статистики, явление практически не существующее.
Милгрим еще не видел, чтобы у Брауна было такое лицо. Мучитель молча кинул на покрывало упаковку с лекарством.
– Доброй ночи, – отстраненно пожелал ему пленник, по-прежнему окутанный непроницаемой серебристой мембраной.
Браун без слов повернулся и медленно ушел к себе, сжимая полуразобранный пистолет.
А Милгрим выбросил правую руку к потолку, вытянув указательный палец и согнув большой; сделал вид, будто стреляет; затем опустил воображаемое оружие обратно. Он даже не знал, что и думать о своей ситуации.
Коробка со шлемом от «Синего муравья» покоилась на соседнем сиденье. Журналистка ехала в Малибу. Над Беверли-Хиллс ярко светило солнце, однако, пока машина добиралась до моря, небо затянулось солеными тучами и стало похоже на черно-белый снимок.
Гостиничный завтрак, нечеловечески полезный для здоровья, требовалось чем-то дополнить, и Холлис заглянула в «Гладстон», где, положив коробку со шлемом на массивную деревянную скамейку напротив, подкрепилась супом-пюре из моллюсков и большой «колой». Резкий, пульсирующий свет на побережье напоминал головную боль.
В последнее время кое-что изменилось, размышляла про себя Холлис. Теперь она выполняет заказ «Нода», и любые затраты будут полностью покрыты. Такой взгляд на вещи ее устраивал; все лучше, нежели видеть себя наемницей Бигенда или «Синего муравья». В конце концов, формально положение журналистки осталось прежним: согласно договору, она на вольной контрактной основе обязалась написать для «Нода» статью о локативном искусстве, состоящую из нескольких тысяч слов. С такой ситуацией можно примириться. Что же касается версии Бигенда, тут все гораздо туманнее. Пиратские лодки, морские команды ЦРУ, грузовое судоходство, оборот оружия массового поражения и охота за ним, связь между Бобби Чомбо и контейнером – журналистка не знала, во что и верить.
Расплачиваясь, она вспомнила про деньги Джимми: конверт остался в номере «Мондриан», в маленьком сейфе под кодовым словом «КАРЛАЙЛ». Как с ними поступить? Инчмэйл обещал удостовериться, что купюры не фальшивые. Надо бы заставить его сдержать слово, а потом уже действовать по обстоятельствам.
Мысль о новой встрече, как всегда, породила двойственное чувство. Газетчики часто трубили о том, что они с Регом – пара, хотя это и не было правдой, по крайней мере в обычном, плотском смысле слова, никаких пошлостей; и все-таки связь существовала, связь очень глубокая, хотя и без примеси секса. Они рука об руку создавали «Кёфью», стали двумя проводами, по которым бежало электричество музыки, а Джимми и Хайди всеми силами скрепляли группу, сколько могли. Обыкновенно бывшая певица благодарила силы, управлявшие людскими судьбами, за то, что в жизни Инчмэйла возникла божественная Анжелина из Аргентины – и унесла его, по большому счету, прочь из жизни Холлис. Так вышло лучше для всех, но скольких усилий ей стоило растолковать это всем, кроме самого Рега! И только Инчмэйл, всегда подозревавший, что его самобытная личность излучает чересчур сильный радиационный фон, согласился – правда, как-то слишком быстро.