Гаррет подошел к нему, предложил яблоко и грубо сделанный ножик для разрезания – из тех, что еще встречаются на Кубе. Желтая краска на рукояти давно облупилась. Тито раскрыл тускло-черное лезвие с клеймом «ДУК-ДУК» [168] – как выяснилось, очень и очень острое, – и разрезал яблоко на четыре части. Потом вытер нож с обеих сторон о штанину джинсов, вернул его Гаррету и протянул спутникам сочные дольки. Мужчины взяли себе по одной.
Старик посмотрел на свои допотопные золотые часы, а потом устремился взором куда-то за океан.
– Купи-ка немного дури, – произнес Браун таким тоном, словно заранее репетировал фразу, и протянул пассажиру несколько сложенных иностранных купюр.
Сияющие хрустящие бумажки были покрыты металлическими голограммами и чуть ли не встроенными микросхемами.
Милгрим перевел глаза на своего спутника, сидящего за рулем «форда-таурус».
– Не понял?
– Дурь, – пояснил Браун. – Наркоту.
– Наркоту?
– Найди мне торговца. Только не первого встречного, а серьезную личность.
Милгрим посмотрел за окно на улицу, где стояла машина. Пятиэтажное кирпичное здание времен короля Эдуарда VII лоснилось от налета несчастий, порожденных крэком, а может, и героином. Здесь, в этой части города, коэффициент затраханности заметно подскакивал.
– А что тебе нужно?
– Колеса, – сказал Браун.
– Колеса, значит, – повторил Милгрим.
– У тебя на руках три сотенных и бумажник без документов. Если заметут, помни: ты меня не знаешь. Как приехал, по какому паспорту и все такое прочее – забудь. Можешь им назвать свое настоящее имя. Рано или поздно я тебя вытащу, а надумаешь меня кинуть – сгниешь в камере. Попробуй ди́лера привести на стоянку, будешь совсем молодец.
– Я здесь в первый раз, – засомневался Милгрим. – Вдруг мы не на той улице?
– Издеваешься? Разуй глаза.
– Вижу, – ответил Милгрим. – Спрошу кого-нибудь из местных, что у них тут на этой неделе. В смысле, сегодня. Здесь у них такие дела делаются, или полиция согнала торговцев квартала на три к югу. Мало ли что.
– Ну, давай смотри, – напутствовал Браун. – Ты похож на торчка, тебе поверят.
– Но я ведь чужой. Могут принять за осведомителя.
– Пошел, – отмахнулся Браун.
Милгрим шагнул на улицу, сжимая в ладони сложенные иностранные купюры, и огляделся. Вокруг не было ни одного заведения, которое осталось бы не заколоченным. На фанерных щитах коробились от потеков дождя бесчисленные слои афиш, зазывающих в кино и на концерты.
Пожалуй, прикинул мужчина, будет лучше сделать вид, будто наркотики нужны ему самому. Это сразу повысит степень доверия. В конце концов, ему известно, какие вопросы задавать и почем нынче таблетки. Таким образом, ему и правда может попасть в руки что-нибудь сто́ящее, что можно припасти для себя.
На душе у него вдруг прояснилось; чужая, но чем-то знакомая улица показалась очень даже любопытной. Выкинув Брауна из головы (теперь он мог себе это позволить), Милгрим двинулся вдоль по улице с удвоенными силами.
Через час и сорок пять минут, отказавшись от предложений приобрести три разных сорта героина, кокаин, метамфетамин, перкодан и шишки марихуаны, Милгрим неожиданно поймал себя на том, что заключает сделку – платит по пятерке за тридцать упаковок валиума, по десять штук каждая. Разумеется, он не имел понятия, окажутся ли таблетки настоящими и существуют ли они вообще, зато как опытный покупатель твердо знал, что его приняли за обычного заезжего туриста, а значит, в сравнении с обычной таксой заставили переплатить, самое меньшее, в два раза. Отделив затребованные продавцом полторы сотни, Милгрим ухитрился спрятать оставшуюся половину к себе в левый носок. Нечего и говорить, это было сделано по привычке: он всегда поступал так, покупая наркотики, и не мог припомнить особого случая, который заставил бы изменить давней тактике.
Ящер (так звали торговца товарищи по бизнесу) оказался белым мужчиной около тридцати лет. Одевался он как бывший скейтбордист, еще не растерявший до конца своих замашек; на длинной шее красовалась замысловатая татуировка – наверное, маскировала прошлую, не столь удачную. Или того хуже – сделанную в тюрьме. Для чего вообще нужны татуировки на лице или шее? Возможно, для того, чтобы люди сразу видели, что ты не коп, рассудил Милгрим. Однако намек на отсидку вызывал совсем другие, тревожные звоночки. Если уж на то пошло́, то и прозвище Ящер не очень успокоило покупателя. Кстати, кто это – рептилия или амфибия? Не важно. Милгриму часто приходилось доставать наркоту самыми разными путями; так вот на этой дорожке ему встречались торговцы, внушающие гораздо больше доверия. Но что поделать, если этот Ящер единственный среди всех согласился продать валиум. Правда, предупредил, что не носит запас при себе. «Да уж, это редкость», – подумал клиент, однако кивнул, давая понять, что согласен на любые условия.
– Туда, по улице, – произнес Ящер, теребя кольцо, продетое через правую бровь.
У Милгрима украшения подобного сорта всегда вызывали неприятное чувство, словно могли занести какую-нибудь заразу, в отличие от колец в более традиционных местах, расположенных по центру лица. Он свято верил в эволюцию, а как известно, чаще всего эта леди благоволит к симметричным особям. Все прочие имеют куда меньше шансов на выживание. Разумеется, Милгрим не собирался говорить этого вслух.
– Сюда, – с важным видом сказал Ящер и, повернув с дороги, распахнул какую-то дверь с каркасом из алюминия и фанерой, вставленной на место разбитого стекла.
– Эй, там темно, – возмутился клиент, однако Ящер уже схватил его за плечи и силой втащил в подъезд, насквозь пропахший мочой.
Ощутив сильный толчок, Милгрим повалился навзничь. Удар о ступени (обо что же еще?) пронзил спину болью. Загремели, опрокидываясь, бутылки. Позади захлопнулась дверь.
– Спокойно, – сказал «покупатель» внезапно наступившему мраку. – Деньги твои. Держи.
Вдруг по глазам полоснуло солнечным светом, дверь отлетела в сторону, и в темноту ворвался Браун. Милгрим скорее почувствовал, чем увидел, как тот своими руками поднял Ящера над полом и швырнул на лестницу, между ног уже упавшего мужчины.
И снова раздался грохот пустых бутылок.
Нестерпимо яркий луч фонаря, знакомый Милгриму еще по квартире НУ на Лафайет-стрит, тщательно обшарил спину и зад притихшего на лестнице Ящера. Браун быстро склонился и, крякнув от натуги, обеими руками перевернул жертву на спину. После чего, светя себе фонариком, правой рукой расстегнул ширинку его обвисших порток.