– Я готова.
Доротея отматывает веревку с одной из катушек. Открывает конверт. Засовывает туда пальцы.
Наступает тишина.
– Ну что же, – повторяет Стоунстрит, давя окурок в пепельнице.
Доротея извлекает из конверта картонку формата А4 и предъявляет ее Кейс, вцепившись в верхние углы безупречно наманикюренными ноготками.
Рисунок небрежно выполнен широкой японской кистью. Кейс слышала, что сам герр Хайнц любит делать наброски в таком стиле. Изображение больше всего напоминает летящую каплю синкопированной спермы, как ее нарисовал бы в 1967 году американский мультипликатор-авангардист Рик Гриффин. Внутренний радар Кейс моментально сигнализирует, что эмблема никуда не годится. Почему – она не смогла бы объяснить.
На мгновение перед Кейс возникает бесконечная вереница изможденных азиатских рабочих, которым из года в год придется наносить этот символ на кроссовки, скажи она сейчас «да». Что они будут при этом думать? Возненавидят ли этот прыгающий сперматозоид? Будет ли он им сниться по ночам? Будут ли их детишки рисовать его мелками на асфальте еще до того, как узнают, что это фирменный знак?
– Нет, – говорит она.
Стоунстрит вздыхает, но не особенно тяжело. Доротея засовывает рисунок в конверт и бросает на стол, не потрудившись запечатать.
В контракте Кейс специально оговорено, что, давая подобные консультации, она не обязана мотивировать свое мнение, критиковать образцы и предлагать советы. Она просто выступает в роли одушевленной лакмусовой бумажки.
Доротея берет сигарету из пачки Стоунстрита, закуривает, бросает спичку рядом с пепельницей.
– Говорят, зима в Нью-Йорке была холодной? – спрашивает она.
– Да, холодней обычного, – отвечает Кейс.
– Наверное, очень тоскливо.
Кейс молча пожимает плечами.
– Вы не могли бы задержаться на несколько дней? Подождать, пока мы исправим рисунок?
Кейс недоумевает. Что за вопрос? Доротея должна знать правила игры.
– Я здесь пробуду две недели. Приятель просил присмотреть за квартирой, – отвечает она.
– Значит, фактически вы будете в отпуске?
– Фактически я буду работать на вас.
Доротея ничего не отвечает.
– Наверное, это очень трудно. – Стоунстрит подносит ладонь к лицу; его огненный чуб качается над тонкими веснушчатыми пальцами, как пламя над горящим собором. – Я имею в виду, трудно принимать решения на эмоциональном уровне, по принципу «нравится – не нравится».
Доротея встает из-за стола и, держа сигарету на отлете, подходит к буфетной стойке, где стоят бутылки с водой «Перье». Кейс провожает ее взглядом, затем поворачивается к Стоунстриту.
– Бернард, дело не в том, нравится или не нравится. Это как тот рулон паласа. Он либо синий, либо нет. И никаких эмоций я по этому поводу не испытываю.
Кейс ощущает волну негативной энергии за спиной: Доротея возвращается на место. Обойдя стол, она неловко гасит сигарету и ставит стакан рядом с конвертом.
– Хорошо, я свяжусь с Хайнцем сегодня вечером. Раньше не могу: он сейчас в Стокгольме, на переговорах с «Вольво».
В воздухе висит сигаретный дым; у Кейс першит в горле.
– Ничего страшного, время есть, – отвечает Стоунстрит таким голосом, что Кейс понимает: времени очень мало.
Ресторан «Узкоглазые не серфингуют» набит битком. Кухня здесь, естественно, вьетнамская, модулированная калифорнийскими мотивами с добавлением французской закваски. Белые стены украшены огромными черно-белыми плакатами с изображениями зажигалок «Зиппо» времен вьетнамской кампании, а зажигалки украшены армейской символикой, грубыми сексуальными сценами и фронтовыми афоризмами. Они напоминают надгробия участников гражданской войны на южном кладбище – если не обращать внимания на картинки и содержание афоризмов. Судя по упору на вьетнамскую тему, этот ресторан существует уже давно.
ПРОДАМ ДАЧУ В АДУ И ДОМИК ВО ВЬЕТНАМЕ.
Зажигалки на плакатах помяты и покрыты ржавчиной, надписи едва различимы; посетители практически не обращают на них внимания.
ПОЛОЖИТЕ В ГРОБ НИЧКОМ И ПОЦЕЛУЙТЕ В ЗАДНИЦУ.
– Вы знаете, что Хайнц – его настоящая фамилия? – спрашивает Стоунстрит, подливая Кейс калифорнийского каберне; она не отказывается, хотя знает, что будет потом жалеть. – Многие думают, что это не фамилия, а прозвище. А вот имени не знает никто, покрыто мраком.
– Каким раком?
– А?..
– Извините, Бернард. Просто очень устала.
– Я же говорю, пейте таблетки. Новозеландские.
БАРДАК ВОЙНЫ – ЗАКОН ПРИРОДЫ.
– Да я уж как-нибудь без таблеток. – Кейс отхлебывает вина.
– Она еще та штучка, да?
– Кто, Доротея?
В ответ Стоунстрит закатывает глаза. Они у него карие, выпуклые, словно покрытые меркурохромом. А по краям радужный ореол с оттенком медно-зеленого.
173-Я ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНАЯ.
Кейс спрашивает Стоунстрита о жене. Тот послушно пускается в воспоминания о триумфальном дебюте огуречной маски, сетуя на политические интриги вокруг захвата розничных торговых точек. Им приносят обед. Кейс переключает внимание на жареные фаршированные блинчики, запустив мимический автопилот на равномерные кивки и поднятие бровей. Она рада, что Стоунстрит взял на себя бремя активной беседы. Мысли начинают опасно путаться, закручиваясь в пестрый танец вокруг недопитого бокала вина.
Дослушать рассказ. Докушать обед. Добраться до кровати и заснуть.
Но надгробия-зажигалки не отпускают, нашептывают свои экзистенциальные элегии.
КОТ ГОВНОГЛОТ.
Декорации в ресторанах должны быть незаметными, фоновыми. Особенно если посетители, подобно Кейс, обладают острым звериным чутьем на такие вещи.
– А когда мы поняли, что Харви Никерс не собирается к нам присоединяться...
Кивнуть, поднять брови, откусить блинчик. Полет нормальный, осталось совсем чуть-чуть. Стоунстрит пытается подлить вина, но Кейс накрывает бокал ладонью.
Автопилот помогает ей продержаться до конца обеда, несмотря на помехи, наведенные двусмысленной топонимикой зажигалочьего кладбища: КИНЬ КУЙ ЧАЙ, ВЫНЬ САМ ПЕЙ... Наконец Стоунстрит расплачивается, и они встают.
Сняв куртку со спинки стула, Кейс замечает слева на спине круглую дырочку, прожженную сигаретой. Нейлон по краям оплавился и застыл в коричневые бусинки. Сквозь дырку видна серая подкладка из специального материала. Перед тем как выбрать этот материал, японские дизайнеры наверняка проштудировали целые горы армейских спецификаций.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего, – отвечает Кейс, надевая испорченную куртку.
У самого выхода светится стенд: под стеклом в несколько рядов висят настоящие зажигалки. Кейс останавливается, чтобы посмотреть.