— А отчего бы пехоте не пройти по улицам Ройста?
«Какого беса ты спрашиваешь у меня?» — хотелось ответить Лонси, но он уже пришёл в себя и успел припомнить кое-какие сведения по этнологии. Дикий горец видит в нём всех аллендорцев и всех магов разом; конечно, он ждёт от Лонси ответа, точно от суперманипулятора. Хорошо хоть, не требует лично устроить ему тут танковый парад и отправить с него дивизию-другую прямиком на воинство Уарры…
— Даже здесь давка, — сказал Лонси. — На улицах люди погибали бы в ней. Кроме того, Её Высочество совершит показательную посадку.
— Лиринне? — фамильярно уточнил Кентаяс, и Лонси покоробило.
— Да, — сухо сказал маг и отвернулся. — Её Высочество Лириния.
— А зачем? — спросил горец. — И где тот великий воин, которого добыла для вас Юцинеле?
Лонси подавился вздохом.
— Штань и шкажи, как у тебя напишано, — раздражённо отозвалась горянка. — Перед дверью штань и шкажи.
Лонси закусил губу. Он смотрел то на камень, то на копию манускрипта: схемы не было, одни только возвышенные фразы, и вывести из них точное руководство он не смог бы даже при большом желании. Что делать?..
И пришла спасительная мысль, унизительная, но ясная и почти весёлая: а они здесь не для того, чтобы сделать как следует. Они, поддельный маг с поддельной принцессой, для того, чтобы ритуал прошёл вкривь и вкось, неловко и наспех, чтобы в древние схемы, как песчинка в шестерни часов, попала ошибка. Чтобы дверь не открылась.
А раз так — пусть будет по слову Неле.
Лонси, согнав с лица кривую улыбку, встал перед отмеченным камнем. Подумал и отошёл на пять шагов. Открыл рот…
…моргнул.
Горянка прошла мимо него. Скрючилась в три погибели, заглядывая внутрь усыпальницы. Маг ещё дочитывал положенные слова, не чувствуя языка, заикаясь, обливаясь потом, а Неле уже деловито обнюхивала раскрывшийся вход.
Ничего не случится.
— …во имя магий земли и неба, плоти и духа, малого и большого, — бормотал Лонси, — прииди, восстань, совершись. Окончен спокойный сон, начался день деяний. Именем могущественнейшего света, некогда противопоставившего тебя эманациям зла как щит, как меч, как средоточие добродетели, именем его требую и умоляю. Я, маг Лонсирем Кеви из Ройста — именем Каэтана…
— Шлюньтяй ты, Лонши, — пренебрежительно донеслось из усыпальницы. — Я же шкажала — читай текшт. И вшо.
«Это нечестно! — завопил внутри у Лонси перепуганный мальчик, обманутый и осмеянный уличной шпаной, — так не договаривались!»
«Успокойся! — ответил он себе, пытаясь дышать реже. — Это всего лишь дверь. Печать написана на Третьей магии. Ты и сам мог бы её открыть. Это ещё ничего не значит. Ничего не случится».
Неле вылезла наружу.
— Пахнет штранно, — сказала поддельная принцесса, выпрямившись и отряхивая руки.
Лонси всё никак не мог прийти в себя.
— Ну… он там много веков…
— То-то и оно. Лекарштвом каким-то пахнет. Чишто.
Маг встрепенулся и тоже осторожно заглянул в тёмный провал — Неле по пояс, а ему чуть ниже. Из темноты тянуло свежим холодом, но не подземной сыростью и не духом зимы, а чем-то… и впрямь медицинским.
Отгоняя нелепые мысли, Лонси встряхнулся и попытался выстроить хоть какое-то подобие плана.
— Ну дальше что? — дёрнула его девчонка.
— Что? — оторопело повторил маг, и его пнули.
— Дальше что? — прошипела горянка. — Ш этой ушипальней? Что делать надо?
— Забираться внутрь… — полууверенно сказал Лонси. Лезть во мрак по узкому ходу не хотелось.
Неле его опередила.
— Летят! Летят! — завопил кто-то совсем рядом и, неуклюже топая, побежал на вершину холма — любоваться проходом рыцарской эскадрильи. Лонси обернулся на шум. Длинноволосый студент в кожаной куртке приплясывал, задрав голову, и тыкал пальцем в горизонт.
— Видишь? Видишь? — разорялся он, — самый первый! У крыла белый конец!
Невозможно было что-либо различить, и сначала Лонси решил, что глаза у студента дальнозоркие, но вспомнил: и так всем известно, кто ведёт эскадрилью. Вокруг зашумели, повторяя имя и титул, повставали на ноги, запрокинули головы. Лонси тоже поднялся. Только таянцы остались сидеть, равнодушные напоказ.
— Это у тебя конец, — грубо отвечали студенту, — а у крыла угол! — и кто-то заливался хохотом.
Небесный грохот нарастал, заглушая все звуки. Офицеры оцепления, стоявшие по краям авиаполя, дали залп из ручниц — не боевой, а праздничный, выбросивший в ясные небеса многоцветный фейерверк вместо сокрушительной мощи «белых молний». Лонси невольно ахнул, когда всё вокруг, от земли до неба, облеклось в громадный неосязаемый букет волшебных цветов.
И в тот же миг, рассекая блистающие лепестки, над полем пронеслись атомники.
Головы поворотились одинаковым движением — вслед за ними.
Эскадрилья развернулась над лесом. Крайние выполнили фигуру в горизонтальной плоскости, атомник принцессы выписал половину «мёртвой петли» и, по-прежнему опрокинутый брюхом кверху, мелькнул прямо над головами, пройдя на бреющем так, что ветер пригнул деревья к земле. Теперь-то всякий различил белые крылья. Зрители непрестанно рукоплескали, кричали белокрылому приветственные слова, нимало не тревожась о том, что не слышат даже сами себя.
Сияние фейерверка никак не могло истаять: бесконечно медленно ниспадало оно на землю, точно чудесный снег.
Стальные ястребы королевства вновь взмыли к самому небосводу, затерявшись в солнечном свете; устремились к ведомой им одним цели, играя в воздухе, словно стрекозы. Даже грохот, от которого закладывало уши, выносить стало легче — так зачаровывал танец рукотворных птиц.
В конце выступления крайние унеслись вдаль, за горизонт, к запасному полю. Лишь белокрылый атомник в последний раз развернулся и сбросил скорость, заходя на посадку.
Лонси замер, кусая губы. Отсюда, издалека, казалось, что стоит принцессе допустить малейшую неточность, и забитые людом трибуны атомник срежет крыльями, точно косарь траву. Расстояние было довольно значительное, а государственные маги сумели бы в случае опасности выправить курс, и всё же на миг сердце Лонси захолонуло.
Но Её Высочество уверенно держала штурвал. Атомник опустился легко и плавно, точно скользнув по невидимой нити. Моторы стихли, дозволив, наконец, округе наполниться торжествующим рёвом подданных, любующихся престолонаследницей.
Подали трап. Люди на поле виделись даже не фигурками — крохотными точками, и Лонси не знал, на самом деле различает или только в воображении своём видит, как принцесса сходит на землю. Шагает навстречу распростёршему объятья отцу, едва заметно пошатываясь от перегрузок, стаскивает с головы лётный шлем и встряхивает волосами, обжигающе золотыми, точно у древней южной воительницы…