– А со Светланой Артыновой вы знакомы? Не считая того щекотливого момента.
– Шапошно, – кивнула Ложникова. – Мне не за что ее любить, как вы понимаете. Мы раскланиваемся при встрече, и только.
– Вы слышали о смерти натурщицы Артынова?
– Которая из окна выбросилась? Конечно, слышала. Как же ее фамилия…
– Слободянская, – подсказал «журналист».
– Да-да…
– Что вы об этом думаете?
Эмилия пожала плечами. Что она может думать?
– Видимо, у девушки была черная полоса. Жизнь модели не такая уж сладкая, как представляется. Вот нервишки и сдали.
– Артынов написал ее в образе Венеры, – сообщил Лавров.
– Нашумевшая картина. Я была на презентации в Строгино, – не стала отрицать Эми. – Спорная работа, но классная. Артынов использовал темперу, как в свое время Боттичелли. Эту минеральную краску применяли до изобретения масла. Туда добавляют тертые яичные желтки, мед, клей и еще много всего. Артынов показывал мне, как смешивать темперу. Знаете, в его живописи правда появились блеск и гений! – удивленно заявила она. – Кто бы мог ожидать!
– Стало быть, не обошлось без нечистого?
– Что? – округлила глаза Ложникова. – Вы намекаете…
– …на помощь «темных сил», – подтвердил Лавров. – Вероятно, погибшая девушка оказалась сговорчивее вас и согласилась на обряд «вызова смерти».
– Вот смерть и не замедлила явиться, – вымолвила Эми…
Лавров ехал в офис, вспоминая странный и нежный взгляд женщины, с которой расстался полчаса назад. В ее взгляде сквозило ожидание и предчувствие.
Мысль о Глории пришла внезапно и оттеснила яркий образ Эмилии Ложниковой.
– Деньги – еще не все, – буркнул себе под нос начальник охраны, сворачивая в переулок.
Глория стояла перед глазами и призывно махала ему рукой. Он машинально полез за телефоном и вспомнил про отсутствие в Черном Логе мобильной связи.
– Черт! – разозлился начальник охраны, притормаживая. – Да понял я, понял. Сейчас проверю, как идет работа, улажу с Колбиным и отчалю.
Босс вызвал его к себе и долго читал нотацию о том, как хромает дисциплина охранников.
– Рыба портится с головы, – заключил он, ехидно глядя на строптивого сотрудника.
Он бы давно уволил Лаврова, если бы не опасался, что Глория возьмет его к себе телохранителем… и тогда Рома, пожалуй, поселится у нее под боком. А там и до постели недалеко. Соблазнительная вдовушка истосковалась по мужской ласке и точно не устоит. Пусть уж Лавров сидит в Москве, под пристальным оком Колбина, и не рыпается.
– Ты подготовил отчет за прошлый месяц? – строго спросил он.
– Готовлю…
– Вечно ты тянешь!
– Времени не хватает, – нехотя оправдывался Роман. – Дел невпроворот. Кручусь, как белка в колесе.
– Хотел бы я взглянуть на твое колесо, – поддел его Колбин. – Иди и сейчас же закончи отчет.
– Сегодня никак не получится. Мне уехать надо.
– По-моему, ты только что приехал. Я ошибаюсь? – побагровел босс.
– Нет, но… обстоятельства требуют моего присутствия в другом месте.
– Ты на работе, между прочим! Или забыл? Рабочий день у тебя ненормированный.
– Я в курсе.
Колбин задохнулся от негодования, но сдержал готовые сорваться с языка ругательства. Надо быть хитрее и не вступать в открытую конфронтацию с этим самовлюбленным индюком. И чем такие привлекают женщин?
Куда Лаврову приспичило ехать, он, конечно, не скажет. Наврет с три короба, и не подкопаешься. Глория за него горой стоит. Еще бы! Красавчик хоть куда, даром что гол, как сокол, и умишком не вышел.
– Иди, Рома, – устало махнул он субтильной ручонкой. – Но чтобы завтра отчет был у меня на столе.
– Слушаюсь! – отчеканил начальник охраны, по-военному повернулся и громко затопал к двери.
«Он издевается надо мной, – отметил про себя Колбин. – Ничего, поглядим, кто будет смеяться последним».
Этим вечером он собирался нанести визит вдове бывшего компаньона с очередным предложением руки и сердца. Авось Глория задумается. Сколько можно жить одной в глуши, в деревне посреди леса? Такая женщина, как она, достойна лучшего. И лучшее способен предоставить ей только он, Колбин.
При этой мысли Петр Ильич невольно приосанился, подтянул отвисшее брюшко и пригладил жидкие прядки на лысине. Лавров – красивый самец, спору нет.
– Зато у меня есть деньги, парень, – беззвучно вымолвил он вслед начальнику охраны. – Много денег. Я возглавляю компанию «Голицына и партнеры», а ты мне служишь.
Глория попросила его переименовать фирму, и он не отказал. Он умеет быть галантным и готов на жертвы ради…
Ради чего? В глубине души Петр Ильич побаивался женщин, особенно таких, как Глория – хорошеньких и вздорных. Хотя, если быть до конца честным, он не мог позволить ей выйти за другого, что рано или поздно произойдет. Половина акций компании – неплохое приданое, да и мозги у вдовушки оказались что надо. Она генерирует идеи, которые воплощает Колбин. Без нее бизнес пошатнется, как это случилось после гибели ее мужа.
При всех достоинствах у Глории имеется один серьезный недостаток: у нее проблемы с головой. Она чокнутая! Повернутая на всяких магических штуках и оккультных заморочках.
Петр Ильич вызвал секретаршу и приказал ей заказать большой букет роз, шампанское и конфеты.
«Вдовушке просто не хватает твердой руки, – успокаивал он себя. – Надеюсь, мне удастся ее образумить».
На самый крайний случай Колбин обдумал запасной вариант: придется взять грех на душу и… убрать с дороги соперника, кем бы тот ни был.
Он встал, вышел из-за стола и приблизился к зеркалу, откуда на него взглянул бледный мужчина с яйцеобразной головой и бесцветными бровями и ресницами.
– Я ведь не убийца? – прошептал Петр Ильич и оглянулся, как будто в пустом кабинете его могли услышать.
Впрочем, Лавров был способен запрятать куда-нибудь жучка и подслушивать все, что происходит в кабинете главы компании. С него станется.
– Знаю, знаю… – ни к кому не обращаясь, добавил хозяин кабинета. – Знаю…
Каждую неделю он заставлял начальника охраны проверять помещение на предмет подслушивающих устройств, что тот исполнял с неприкрытым презрением и в кулуарах называл законное требование Колбина «гребаной шпиономанией».
Петр Ильич понимал всю бесполезность подобных мероприятий, ведь проныра Лавров мог подсунуть жучка в любой момент. Но не сидеть же сложа руки?
– Я не убийца, – повторил он, внимательно изучая собственное отражение в зеркале, словно убийца обладал некими уличающими оного чертами лица или проступающими рожками на лбу.